В этом «Саду» не хочется прилечь, но побродить всё же надо

Подробности

Категория: Культура

Опубликовано 22.10.2020 12:19

Просмотров: 355

Вся Москва читает новый роман Марины Степновой. присоединимся?

Знаете, о чём мне пишут читатели? Что ушли в литературу XIX века. Дома невозможно включить телевизор. Бомбят мирные города, свирепствуют эпидемии, сбиваются в фантасмагорические парады люди с явным «ку-ку» в голове. Можно сойти с ума. А так откроешь томик Тургенева, прочтёшь о соблазнительной Ирине Ратмировой, страданиях Литвинова в романе «Дым» — и словно горсть антибиотиков принял. Сразу легче.

Именно по этой причине я ждала широко анонсированный новый роман Марины Степновой с пахучим и колким названием «Сад». Вроде бы писала она его 10 лет и стартовала с препарирования благополучнейшего в истории России периода правления императора-миротворца Александра III (во время его пребывания на престоле Россия ни с кем не воевала). Дождалась. Получила посылку с книгами. На улице как раз настойчиво напомнила о себе осень. Чисто убрав квартиру, завернувшись в плед и заварив чай с лимоном, уселась со свежим томиком в любимое кресло. И поначалу так дохнуло гонором, спесивостью, шуршанием шелков и нежными переливами столового серебра того самого века, что слёзы навернулись на глаза.

Значит, так. Надежда и Владимир Борятинские покупают полузаброшенное имение в местечке Анна под Воронежем. Это блажь мадам, большой любительницы садов. Она обожает стройные ряды груш, яблонь, слив и вишен, горячие стволы, к которым прижмёшься щекой — и уловишь чутким ухом упрямое движение соков, кружащий голову яблочный аромат — с нотками аниса, дыни, луга, зноя, увидишь оставляющие на запястьях царапины чёрные корявые ветки… Немудрено, что у счастливо прожившей четверть века четы началось подобие второго медового месяца, результатом которого обнаружилась нечаянная беременность.

До этого места я узнавала и мысленно восхваляла талантливейшего современного прозаика Марину Степнову. А далее роман стал рассыпаться на глазах. Выяснилось, что князь Владимир Анатольевич, 25 лет исправно наведывавшийся в спальню жены и обнаруживавший неизменно открытую дверь, вдруг стал ей противен. Тенью промелькнули старшие дети, Николай и Лиза, хорошо пристроенные, но абсолютно не нужные матери и отцу. Семейные вожжи ловко прибирает к рукам уездный доктор Григорий Иванович Мейзель. А реальный глава семейства вдруг характеризуется никчёмным бонвиваном, прожёгшим жизнь в кутежах и праздности.

Я старательно перескакивала со страницы на страницу, возвращалась то в один эпизод, то в другой, пытаясь нащупать связывающие сюжет нити. Так и не смогла понять, как в семье, где и 25 лет спустя после венчания жена смеётся шуткам мужа, увлажняет простыни совместной постели горячей влагой, прижимается к нему лбом с развившимся пружинистым локоном — а дети и думать забыли о родителях, те, в свою очередь, о них, цемент многолетнего супружества крошится за считанные секунды. Не складывается, не срастается, топорщится толстым неловким шрамом.

Где ты, век «дворянских гнёзд» и высоких отношений?

У княгини рождается дочь Наташа, в домашнем варианте — Туся. Я почитала критику. Какой только роли этой крепкой, коренастой, некрасивой малышке не уготовили современные литературные аналитики! Дескать, она символизирует наступление эпохи феминизма. Издатель романа, умнейшая Елена Шубина, посочувствовала, как же нелегко живётся и будет житься свободной личности в несвободных общественных огородах. Кто-то, намекая на известные параллели (в конце романа Туся велит вырубить любимый княгиней сад, чтобы распахать его под пастбища для любимых лошадей), назовёт её предтечей Ермолая Лопахина. А адекватный читатель видит перед собой обычную девочку — взбалмошную, эгоистичную, хваткую, не семи пядей во лбу, но умело держащуюся за прагматичный краешек жизни. Отсюда предпочтение компании четвероногих красавцев, а не людей.

Почему критики в голос говорят о неординарности Туси — мне невдомёк. Кстати, волевая и свободная никогда не вышла бы замуж за Виктора Радовича — приспособленца и конформиста, судя по намёкам автора, латентного гомосексуалиста. Странной вышла и фигура Григория Ивановича Мейзеля. О его подлом предательстве, якобы совершённом в юном студенчестве и терзавшем его всю жизнь, я тоже ничего не поняла. Его учителю доктору Бланку снесли половину черепа. Что мог в этой ситуации сделать желторотый птенец? Ну, растерялся, удрал. Сегодня я знаю сотни докторов, теряющихся и в менее трагичных обстоятельствах. И ничего, живут, ведут обширную практику. С одной стороны, терзания, с другой — удушительный замок сильных кряжистых рук на женском горле под обильные поллюции. Странно.

Что ещё раздражает? Обилие натурализма — испражнений, рвотных масс, потных подмышек, зловонных тел. Так и хочется спросить — зачем вам это, драгоценнейшая Марина Львовна? Зачем в хитросплетения сюжета вы вплели семейство Ульяновых-Бланк? Роман и без того перегружен нервными скачками от одной линии к другой.

Читатель спросит, так покупать книгу или всё же нет? На это отвечает рубрика. Не отрывайтесь от литературного потока, даже если он приносит не ту воду. В конце концов, в одном Марина Львовна себе не изменила. Язык «Сада» восхитителен — сочный, страстный, густой, как вишнёвое варенье у домовитой матроны. Процитирую маленький фрагмент: «Почти первобытная зелень пёрла отовсюду, кудрявилась, завивалась в петли, топорщила неистовые махры. Надежда Александровна физически чувствовала вокруг тихое неостановимое движение: сонное пчелиное гудение, комариный стон, ход соков в невидимых прочных жилах, лопотание листьев и даже тонкий, натужный писк, с которым раздвигали землю бледные молодые стрелки будущих растений». Как вкусно, свежо, широко написано, по-русски, верно?

Искренне ваша, Ирина ИВАНЧЕНКО

• < Назад
• Вперёд >