Какие мысли навеяла Нобелевка

Подробности

Категория: Культура

Опубликовано 14.10.2021 22:58

Просмотров: 543

Присуждение Нобелевской премии неожиданно попало в список российских топ-новостей. Почему? Я связываю это с турбулентной международной аурой вокруг нашей страны. Нами все недовольны. Иногда по делу, чаще — из конъюнктурных соображений. Хочется «умыть» не прекращающую тявкать публику — уникальным сверхзвуковым оружием, тучными запасами газа, твёрдыми сортами пшеницы и да, российскими нобелевскими лауреатами.

Я, говоря откровенно, не понимаю камней, которые коллеги швыряют в новоиспечённого лауреата Дмитрия Муратова, главного редактора «Новой газеты». Уже тот факт, что наш брат журналист, да ещё газетчик, покорил эту высоту, служит предметом для уважения. На семинарах же «рупоры эпохи» призывают: «Ребята, создавайте коллаборации, поддерживайте друг друга, проявляйте чувство солидарности». А отмеченного коллегу не раскритиковал разве что ленивый.

Моя печаль — о другой номинации, по литературе, которую я очень люблю и стараюсь следить и за нашими, и за отечественными новинками. В категорию номинантов попали два российских писателя — Людмила Улицкая и Владимир Сорокин. Людмилу Евгеньевну я обожаю. С нетерпением жду каждый её роман и с огорчением прочла признание о планах покончить с писательством. Она — изумительный рассказчик. У неё лёгкий блестящий слог. Но, удивительное дело, прочтёшь её толстый опус и через год не вспомнишь ни героев, ни перипетий, ни терзаний. По литературному полю Виктории Токаревой, Людмилы Петрушевской, Дины Рубиной бродят все эти искренние Шурики, Большие Этингеры, Манечки, Светланы. Жизнь их увлекательна сиюминутно. Как ловкий анекдот на актуальную тему. Рассказал, отсмеялся и забыл.

Социологи только в России насчитали около миллиона писателей. Но вот что они пишут — большой вопрос.Ну вдумайтесь сами, разве можно поставить на одни весы «Жизнь Арсеньева» И. Бунина и сорокинскую повестушку, допустим, «Лошадиный суп»?

«Когда и как приобрёл я веру в Бога, понятие о Нём, ощущение Его? Думаю, что вместе с понятием о смерти. Смерть, увы, была как-то соединена с Ним (и с лампадкой, с чёрными иконами в серебряных и вызолоченных ризах в спальне матери). Соединено с Ним было и бессмертие. Бог — в небе, в непостижимой высоте и силе, в том непонятном синем, что вверху, над нами, безгранично далеко от земли: это вошло в меня с самых первых дней моих, равно как и то, что, невзирая на смерть, у каждого из нас есть где-то в груди душа и что душа эта бессмертна». Это Бунинская высота.

А вот сорокинский «плинтус». «Витка положила яйцо на мясо, нервно раздавила его вилкой, проткнула картошку, обмакнула в яйцо, отправила в рот, отрезала кусочек мяса, обмакнула в яйцо, отправила в рот, запила, отломила чёрного хлеба, обмакнула в яйцо, отправила в рот и, жуя, стала быстро протыкать непослушные горошины и совать в пожелтевшие от яйца губы. Она смотрела на серебряный перстень на безымянном пальце левой руки у плешивого. «С намёком чувачок: вроде холост-разведён, а бывшее обручальное мне на фиг не нужно. Интересно, подклеил он кого-нибудь в Крыму? Какую-нибудь тётю Клаву из санаторной столовки. Или, нет, может, мать-одиночку, еврейскую толстожопую мамашу. Он ей за черешней стоял, а она ему на диком пляже втихаря давала».

Едва ли с этим можно стать властителем дум. «В мире русскую литературу знают как литературу Достоевского, Чехова и Толстого. Современную русскую литературу мало переводят. Им она малоинтересна, потому что в большинстве своём она стала региональной», — написала авторитетный критик Наталья Иванова. И это ещё щадящий диагноз. Я бы добавила, что наша беллетристика приобрела некую конвейерность. Гузель Яхина прочно оседлала вторую четверть прошлого века и выжимает из неё максимум. Прелестный роман Марины Степновой «Женщины Лазаря» остался таковым в одиночестве, потому что последующие «Хирург», «Сад» — это уже поточный продукт. Грешат этим и «тяжеловесы» уровня Татьяны Толстой. А как многообещающе начинал Борис Акунин! И во что всё вылилось?

А вот Лев Толстой в 1906 году от Нобелевской премии отказался.Кстати, о Толстом. Недавно в календаре промелькнула дата. Исполнилось сколько-то лет отказу великого классика от Нобелевской премии. Он переживал тогда период отречения. Требовал от домашних: «Жизнь, пища, одежда — всё самое простое. Всё лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи — продать, раздать...». И к премии отнёсся как к ненужному искусу. Писал финскому переводчику Арвиду Ярнефельту: «Просьба вот в чём: Бирюков сказал мне, что, по словам Кони, может случиться, что премию Нобеля присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться, и поэтому я очень прошу вас, если у вас есть — как я думаю — какие-либо связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии».

Сегодня из России письма с такими просьбами не полетели бы. Напротив, для церемонии в Стокгольме спешно шились бы фраки или вечерние платья. Но литературного поверхностного скольжения и мельчающей писательской фигуры это не отменяет. В нынешнем веке разве что Владимир Маканин ещё ставил вечные вопросы. Из сегодняшней оседлавшей поток братии никто не хочет творческих терзаний. Зачем? Потребителю с его клиповым взглядом на мир и стремительным темпом сойдёт и «Лошадиный суп».

Сто лет назад достоевед Михаил Бахтин сказал: «Надо помнить, что в нетребовательности вопросов общества виновато искусство». Нет пророка в своём Отечестве. Зато за премию руку товарищу откусим.

Ирина ИВАНЧЕНКО.

Фото из открытых источников.

• < Назад
• Вперёд >