Упала нам на слабенькие плечи огромная, не детская беда…

Подробности

Категория: История

Опубликовано 09.05.2020 10:57

Просмотров: 619

Ялтинская набережная в апреле 1944 г.Из воспоминаний Аллы Васильевны Ханило, почётного гражданина Ялты

Весной 1941 года мне было 13 лет, я с отличием окончила 6-й класс женской школы № 5. Впереди — долгожданное лето. 22 июня мы с мамой шли по набережной. Вдруг в уличных репродукторах смолкла музыка и прозвучало сообщение о том, что Германия без объявления войны напала на нашу страну.

Люди слушали молча. Я увидела, как из толпы стали выходить отдыхавшие в санаториях Белорусского военного округа и Краснознамённого Черноморского флота лётчики и моряки.

Паники в Ялте не было, ведь ещё в 1936 году мы помогали Испании сражаться с фашистами. Не забыли и о Финской войне 1939—1940 годов.

Многие думали, что война их не коснётся, но вскоре в санаторий «Большевик» стали поступать первые раненые. Здравницы превращались в госпитали. Школьники шефствовали над ними. Мы ухаживали за красноармейцами, писали за них письма, читали им стихи. На холме Дарсан копали траншеи и окопы — работали до кровавых мозолей.

Как-то я стояла на набережной возле гастронома. Вдруг со стороны моря послышались выстрелы, вой и грохот. Вдали показался караван наших кораблей — они шли из Севастополя на Кавказ. Над ними летали немецкие истребители и бомбардировщики с чёрными крестами. От падавших в море бомб вздымались огромные столбы воды. Корабли отвечали врагу огнём зениток. И вдруг два фашистских самолёта понеслись в сторону Ялты! Люди бросились врассыпную. Немецкие лётчики хладнокровно расстреливали бегущих. Несколько красноармейцев укрылись от пуль у опорной стены. Один из них схватил меня за руку и с силой бросил на землю, я ушибла колени и ладони. Но солдат спас меня от рикошетивших в разные стороны пуль.

Многолетняя хранительница Дома-музея А. Чехова А. ХанилоВторую бомбёжку я пережила, когда мы в госпитале помогали перевязывать раненых. Вражеские самолёты неожиданно появились со стороны гор. Мы выбежали на улицу и бросились вверх по склону Дарсана, где спрятались в одной из наших траншей. Но пуля отбила от камня осколок, который серьёзно повредил мне палец на руке.

Осенью наши войска покидали Ялту, бойцы уходили в сторону Севастополя. К нам в дом зашёл на три часа живший здесь до войны Вадим Поливанов. В 1940 году он ушёл служить в Красную Армию, летом 1941-го участвовал в боях за Крым на Перекопе. И вот сейчас стоял перед нами уставший, в грязной одежде. Женщины расплакались, глядя на Вадима, потом накормили, выкупали и уложили поспать, а сами выстирали его одежду, высушили её огромными чугунными утюгами. Когда юноша проснулся, он был растроган до глубины души и тепло попрощался со ставшими родными соседями.

Мы жили в центре Ялты, куда часто падали немецкие снаряды. Мамина сестра пригласила нас переехать к ней на Чайную горку. Здесь, на улице Достоевского, жители вырыли зигзагами так называемые «щели» — узкие траншеи, накрытые брёвнами, где прятались во время бомбёжек.

Утром 8 ноября в небе появились два вражеских самолёта. Когда они улетели, взрослые вылезли из щелей и ушли домой. Со мной остались трое малышей. И тут я увидела, что сверху спускаются солдаты в незнакомой форме. Сразу поняла: немцы. На гитлеровцах были каски, в руках — автоматы. Я ужасно испугалась, стояла ни жива ни мертва. Дети прижались ко мне и заплакали. Немцы подошли к нам. Один ударил кулаком по бревну и, глядя на меня, спросил: «Бум-бум?», то есть «Это бомбоубежище?». Я не ответила. Фашисты вошли в наш дом, распахнув настежь дверь ударом ноги…

Оккупанты приказали всем жителям Ялты вернуться в свои дома, а кто не вернётся, будет считаться партизаном и его расстреляют. Когда мы с мамой шли домой, увидели на улице Красноармейской много немецких офицеров возле комендатуры. Мы прошли мимо, но нам ещё долго казалось, что кто-нибудь из фашистов обязательно выстрелит нам в спину.

Дом наш был занят гитлеровцами, по коридорам топали их сапоги, звучала чужая речь. Я стояла у двери в нашей комнате на втором этаже. Вдруг она распахнулась, вошли два немца. Один направился к маминой кровати, ощупал матрацы, вытащил два самых мягких и свернул их. Второй, увидев на столе коржики, испечённые для нас соседкой, сгрёб их. Довольные собой, солдаты ушли.

Летом 1942 года, когда гитлеровцам удалось войти в разрушенный Севастополь, в Ялте начались облавы, в одну из них попали мой брат и двое мальчишек-соседей. А 4 августа от морского вокзала отъехали два грузовика, увозя молодёжь на подневольную работу в Германию…

Когда мама в очередной раз ушла обменивать вещи на продукты, я решила навести в комнате порядок. Перебирая одежду, увидела два шёлковых пионерских галстука — брата и мой. В это время ко мне пришла соседская девочка Ира. Мы повязали на груди алые галстуки и подошли к открытому окну застеклённой веранды. Мы росли патриотами, горячо любили свою Родину, гордились тем, что мы пионеры. И в эту минуту очень захотелось, чтобы кто-нибудь из своих увидел нас и сказал: «Какие отважные девочки!». Но никто не обращал на нас внимания. И тут Ира взяла пионерский горн моего брата, приложила мундштук ко рту и дунула изо всей силы, раздалось громкое: «Ту-у-у!». Внизу проходили два немца, они подняли головы и, увидев нас, бросились к подъезду. Нас как ветром сдуло! В общей кухне мы закрыли дверь на крючок и упали на пол. Слышен был топот сапог на лестнице и в коридоре — длинном и тёмном. Кто-то по-дёргал дверь кухни. В эту минуту мне показалось, что фашисты услышат, как бьётся моё сердце! Но вот всё стихло. Немцы ушли (о случившемся в тот день мы с Ирой рассказали мамам только после войны).

Иногда из-за гор неожиданно появлялись наши краснозвёздные самолёты и бомбили вражеские военные объекты. Чуть выше школы на вершине Дарсана у оккупантов стояла зенитная батарея, обстреливавшая наши корабли, шедшие в Севастополь или на Кавказ. И фашистам часто доставалось от советских лётчиков.

Гитлеровцы нещадно рубили в горных лесах сосны, распиливали на доски, грузили на баржи и отправляли сначала в Румынию, а оттуда — в Германию. В порту стояли охранявшие эти баржи итальянские торпедные катера. И на них наши самолёты то и дело сбрасывали свой смертоносный груз.

С 1 сентября 1942 года оккупанты разрешили открыть в Ялте школу. Мы были благодарны учителям, которые согласились вернуться на работу. Учащимся выдали белые значки с буквами — Ж и Ш (женская школа). Такой значок на груди спасал во время облав от угона в рейх.

В мае 1943 года мы, семиклассницы, заканчивали учебный год. Оставался последний экзамен — по физике. Артём Петрович Матиенко пригласил нас на консультацию. Кабинет находился на третьем этаже. Мы спокойно решали задачи.

В подвальном помещении школы была раздевалка, служившая нам теперь бомбоубежищем. Все знали: если начнётся обстрел города, надо бежать по лестницам в подвал.

Вот и на этот раз вдруг началась бомбёжка. Покинув класс, мы помчались по коридору. От сильного взрыва вылетели оконные рамы со стёклами, всё заволокло штукатурной пылью. Мы бросились к лестнице, но учитель, раскинув руки, прижал нас к стене и крикнул: «Стойте! Никто никуда не бежит!». Мы плакали и кричали от страха. И тут почувствовали, будто нас вместе со зданием приподняло, а потом бросило в бездну! И неожиданно наступила тишина. Мы поднялись и стали медленно, на дрожащих от страха ногах спускаться на второй этаж. Здесь увидели страшную картину: с петель сорваны широкие и тяжёлые двери актового зала, а самого зала… нет! На его месте — огромная зияющая дыра, ниже, вместо «бомбоубежища» — глубокая воронка. Посмотрели вверх и увидели в крыше два широких отверстия от упавших на школу бомб.

Вот так благодаря нашему преподавателю физики мы не погибли. Было нас 18 девочек. Нам посчастливилось дождаться освобождения Ялты 16 апреля 1944 года и встретить День Победы — 9 мая 1945 года.

Записала Инна КОЗЕЕВА

• < Назад
• Вперёд >