Моё трудное детство

Подробности

Категория: Люди и судьбы

Опубликовано 05.02.2020 10:50

Просмотров: 723

Паровоз-памятник Эм725-18 на станции БелёвЕсть в Тульской области город Белёв, известный тем, что в нём когда-то родился русский поэт Василий Жуковский. До войны в этом городке над Окой работал врачом-терапевтом Николай Мартынович. Жил скромно, как все в то время, вместе с женой Александрой Акимовной и дочкой Сашенькой. В середине тридцатых в семье доктора родился будущий автор этих строк, которого назвали в честь отца. Ныне ялтинцу Николаю Мартыновичу-младшему за восемьдесят. Он бодр и полон оптимизма. Судьба подарила ему не только долгую жизнь, но и крепкую память. Воспоминаниями о тяжёлых, но героических годах Великой Отечественной Николай Николаевич решил поделиться с читателями «КИ».

Одни из миллионов

Имена моих родственников вряд ли вам что-то скажут. Это были обычные люди Страны Советов. Таких было миллионы. Брат папы Пётр Николаевич и две его сестры жили в Москве, отец моей мамы Аким Сакун с женой Пелагеей и сыном Сергеем — в Ялте, а их дочка Таисия — в Белёве, в квартале от нашего дома. Она учительствовала и вскоре вышла замуж за Павла Зайцева.

Наступил июнь 1941 года. Рядового Петра Мартыновича определили перевозить танки и пушки на передовую с Урала. Отправились на фронт лейтенант Павел Зайцев и капитан-артиллерист Сергей Сакун. А где-то на военном аэродроме в Латвии служил и наш папа.

Я хорошо запомнил то время. Женщины плачут, отправляя мужей на войну. По радио звучат бравурные марши, а сообщения с фронта — малорадостные.

В один из сентябрьских дней над Белёвом пролетел самолёт с крестами на крыльях. Он сбрасывал листовки с призывом к населению остаться в своём городе. «Мы наведём вам порядок, — говорилось в листовке, — без коммунистов и евреев будете жить хорошо, трудясь на себя и на благо Германии». Но никто не желал «дарового» немецкого счастья. Мы хотели, чтобы вернулся папа и чтобы мы продолжали жить тихо и мирно у нашей Оки.

Возможно, немцы это тоже понимали. Нас не купили обещаниями европейского рая, и в октябре Белёв уже бомбили: вокзал, монастырь, центр города. Пришлось покинуть родные места. Эвакуация шла быстро. Мы разместились в теплушках с печками-буржуйками в центре вагона. Куда повезут — неизвестно. Лишь бы подальше от войны.

На поезде — от войны

Недалеко от Горбачёво — одной из станций Тульской области — нас обстрелял немецкий самолёт. Было много убитых и раненых. Меня накрыла собой тётя Тася, а мама — сестрёнку. Поезд поехал дальше. На крупных станциях всех отправляли в баню. Причём с «прожаркой» вещей от вшей.

На некоторых станциях нам давали кукурузный хлеб. Конечно, этого было мало. Очень хотелось есть. Двое подростков из нашего вагона воровали на глухих полустанках кур, а мы их потом на буржуйке варили. Однажды козла притащили! Народ возмутился. Вернули рогатого на место. Мальчишки же не угомонились — обнаружили в вагоне под пломбами соки и более существенные продукты. Охраны не было. Тащили всё в вагон. Ох, слаб ты, человек...

Показались степи Казахстана. Сестрёнке стало плохо. Наверное, отравилась в пути. Сошли всей семьёй на первой же остановке. Это была станция Булаево Омской области. Сестру пролечили в местной больнице.

Позже мы узнали, что наших бывших попутчиков отвезли под Алма-Ату и распределили по колхозам.

Семья соединилась

Маленький Коля с отцом и матерью. 1939 г.В это же время началась эвакуация из Крыма. Ялтинцев и отдыхающих вывозили исключительно морем. Уехать или остаться, каждый решал сам.

«Уезжаем!» — махнул рукой Аким Сакун. Как рассказывал он позднее, решение далось непросто, ведь ушедший до них пароход был затоплен немецкими карателями. А деду повезло — проскочили!

Оказались беженцы в Кубанском крае, в станице Усть-Лабинской, где работал их сын Сергей. Работал до войны, а тогда был уже на фронте. Спустя какое-то время ялтинские беженцы узнали через родных из Москвы наш адрес и решили приехать в Булаево.

Приближался 1942 год. Несколько еловых веточек, что принесла мама из Дома пионеров (она там работала уборщицей), мы украсили самоделками-раскрасками из картинок, яичной скорлупы и тряпичными игрушками. А через неделю приехали наши крымчане. Ура! Семья соединилась!

Мы жили в тесноте. Одна комнатушка на пять человек, поэтому взрослые ходили «по начальству», просили расширить жилплощадь. Комиссия приходила несколько раз, но всё оставалось по-старому. Однако той же осенью нам выделили домик. Он был небольшой, но уютный. А дело в том, что наша семья была тогда единственной в посёлке со статусом «эвакуированные». К тому же в действующей армии воевали наши близкие — капитаны А. Сакун и Н. Мартынович. А остальные семьи — все ссыльные из Западной Украины, Прибалтики да наши русские немцы с Поволжья.

Под самый Новый год приснился тёте сон: валит комьями снег. Среди снегопада стоит её муж Павел Макарович, лицо его грустное-грустное… И уходит куда-то в туманную даль. А в феврале 1942 года пришла похоронка, где сообщалось, что командир роты лейтенант П. Зайцев, верный присяге, проявивший героизм и мужество, был убит 22 ноября 1941 года, и настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии. Позднее тёте вручили посылку с вещами нашего героя — китель, брюки, рубашку и сапоги. Китель носил наш дедушка, из брюк мне перешили штаны, рубашки — сестрёнке и бабушке, а сапоги достались вдове.

Хлеб наш насущный

Хлеб выдавали по карточкам: рабочим, таким, как Таисия Акимовна (она трудилась в артели, где делали костыли) — по 500 граммов в сутки, служащим — по 400, пенсионерам и детям — по 200 граммов.

Трудились все взрослые в нашей семье. Дед сторожил огороды, выращивал картофель, капусту и тыкву. У него была хоть небольшая, но постоянная пенсия. Зарплату получали мама и тётя. Плюс приходили переводы от двух наших офицеров — Сергея Акимовича и Николая Николаевича. Однако в пустых магазинах купить было нечего. Зато на местном базаре продавались картошка, куриные яйца, различная зелень — петрушка, укроп и лучок. И мясо было, но цены на него — неподъёмные.

Зимы в тех краях жестокие, морозы порой доходили до тридцати градусов и выше. По местному радио передают, что завтра — минус 35, уроки отменяются. Тогда мы, дети, сидим дома — рисуем. А бабушка варежки вяжет. Но печку чем-то топить надо. Запомнилось, как дедушка, Саша и я идём в промёрзлый зимний день на вокзал — собирать уголёк. Подходит поезд. При остановке от толчка уголь ссыпается на шпалы, мы его подбираем и увозим на санках домой.

Зато летом было жарко — до сорока градусов доходило. Часто питались мы тогда «манной небесной»: грузовики-полуторки ехали с зерном к элеватору, а мы с бабушкой сметали выпавшие зёрна в ковшики, причём вместе с пылью. Бабушка их промывала и готовила кашу.

Учиться никогда не рано

В августе Таисии Акимовне предложили работу учительницей в далёком селе у озера Иссык-Куль. Она согласилась. Учеников всего семнадцать на школу. Из школьного персонала — она и истопник-старик.

Наши домочадцы решили и меня, шестилетнего, тоже в школу спровадить. «Зачем впустую время терять, пусть Коля учится», — решили они. И уже в январе я пошёл в первый класс.

Школу мы любили, ведь там была печь, которая исправно топилась. Учились охотно — и я, и сестра. Учебники старые — букварь на четверых, чернила самодельные, тетрадей только две — в полоску для письма и в клетку, ну и ручка одна с золотистым пером с № 87.

В годы войны, как ни странно, хорошо работала полевая почта. Мы получали письма-треугольники из действующей армии. Однажды пришла бандероль из Москвы от нашей двоюродной сестрёнки Наташи. В ней — книжечка-раскраска, учебные тетради и несколько цветных карандашей. Целое богатство, что там твой смартфон!

Николай МАРТЫНОВИЧ

Фото из семейного архива автора.

(Окончание следует)

• < Назад
• Вперёд >