Жизнь Мятежного

Подробности

Категория: Это интересно

Опубликовано 28.10.2020 10:33

Просмотров: 4219

«Деревенька моя...»Заходишь в дом, открываешь дверь в комнату — и на тебя набрасывается… огромный дикий кабан! На секунду замираешь от ужаса, но потом, присмотревшись, улыбаешься: чучело! С любопытством и восторгом глядишь по сторонам. В зале, помимо кабана, десятки чучел представителей крымской (и не только) фауны: зверьки большие и малые, птицы разные. Сколько же их всего?

ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ

— Больше шестидесяти, — задумался Виктор Матяжов. — Не считал даже.

Со временем звери из зала заполнили ещё одну комнату, затем веранду. Мудрая жена Виктора Андреевича вряд ли была в восторге от такого засилья непрошеных рогатых, пернатых и хвостатых, но понимала, что для мужа это хобби — главная отдушина в жизни. «Поставить вопрос ребром» и лишить радости созидания своего неугомонного гармониста она не решилась.

Гармониста? Это для остальных односельчан Андреич — чучельник, легендарная личность в Богатом: любой мальчишка покажет его дом. А для супруги Матяжова он навсегда остался лихим гармонистом! Ну, может, немного поседевшим со временем.

Кода закончилась война, Витьке Матяжову было четырнадцать. Эх, не успел повоевать! Жалел, долго жалел об этом парень. Но Победа пришла без него. Закончились годы тревог, ожиданий и скорби. Закончились, верилось, навсегда. Теперь не рыдание взахлёб над похоронками, а смех будет всегда звучать в родном селе. Жизнь в колхозе имени Сталина понемногу налаживалась.

— Мне захотелось хоть как-то поддержать односельчан, уставших от сражений и ожидания. Недалеко от нас жили Максимовы. Глава семейства, виртуозный гармонист, охотно взялся за моё обучение. Учился я легко. Казалось, музыка сама лилась из инструмента, а я только боками полукорпуса удерживал меха и нажимал на кнопки клавиатуры! Так я стал гармонистом. Каждую субботу и воскресенье играл на танцах в клубе. За это колхоз засчитывал мне 15 трудодней.

Как известно, гармонист — первый парень на деревне: девчата не давали прохода и герою нашего рассказа. Но полюбилось Витьке только одна — красавица Мария Орендарёва из соседнего села Русского (расстояние — два километра). Семья, в которой жила Мария, была большой, работящей, отец будущей невесты был бригадиром — человеком ответственным и уважаемым.

— Познакомились с Машей на танцах, где я играл. Она меня и в армию провожала. Обещала ждать.

«ДЕРЕВНЯ МОЯ…»

Этот волк уже никого не зарежетМы разговариваем на просторном дворе Виктора Андреевича. Три курицы в сопровождении петуха выискивают что-то на асфальте. Ещё не собран виноград, повисший над арочными перекрытиями, а листья на соседних деревьях красуются друг перед другом золотистой желтизной. Собачка Дымчик давно прекратила трезвон, легла неподалёку, положив мордочку на лапки. Как будто тоже слушает. Первые капли долгожданного крымского дождя заставили нас укрыться во времянке, где в последнее время и ночует Виктор Матяжов. В крошечной комнатке — огромная высокая металлическая кровать. За ней — тонкий чёрный набивной «гобелен» с павлином. На стене — старые календари. Некоторые — с политической агитацией забытых партий: «Родина всегда поможет!». Смотрю на огрубевшие руки пенсионера и приходят крамольные мысли о том, что такие, как он, всегда прежде всего помогали Родине. Но и Родина, конечно же, поможет. Потом. Сколько там осталось до обещанного светлого завтра?

На стене — грамоты и колхозная медаль за ударную работу. Виктор Андреевич гордится ими: не зря прожил жизнь. И ещё самое дорогое находится в этой каморке — полувыцветший, отретушированный и подкрашенный портрет его Марии. Несмотря на художества, понимаешь — красавицей была его верная жена! Была… Девять лет, как похоронил он свою Марию.

— А сыграйте-ка, Виктор Андреевич, на гармошке!

Собеседник удивлён. Давно его не просили об этом. Но решительно берёт гармонь-хромку (конечно же, она тоже во времянке). Я прошу «для антуража» надеть соломенную шляпу. Затем

гармонист на секунду задумывается и произносит:

— Пальцы уже плохо слушаются, но попытаюсь сыграть свою любимую: «Деревенька моя».

Как будто со старой патефонной пластинки срываются слегка охрипшие звуки, и ты на несколько минут возвращаешься в послевоенное прошлое:

Деревня моя, деревянная, дальняя,

Смотрю на тебя я, прикрывшись рукой,

Ты в лёгком платочке июльского облака,

В веснушках черёмух стоишь над рекой.

МОРЕ НЕ ПРИНЯЛО

В комнатном «зоопарке»Служить Виктору довелось на Черноморском флоте. И там с ним случилась беда:

— Призвали во флот, в Севастополе распределили на небольшой тральщик. Однажды шли на Поти, попали в шторм. Капитан дал команду задраить люки на палубе и спуститься в трюм. Пока спускались, корабль на большой волне накренило. Я упал спиной на перила и сильно повредил позвоночник. Ущемление нерва. Три месяца лежал неподвижно. Думал, кто со мной, обычным матросом, возиться станет? Но лечили, как говорится, по первой категории. В севастопольском госпитале Краснознаменного Черноморского флота. Тогда, как я убедился, к матросам относились так же внимательно и бережно, как к адмиралам. Время такое было. Люди такие были. Не какой-либо фельдшер — профессор следил за моим выздоровлением. На четвёртый месяц я начал шевелить ногой.

— Как дела, Мятежный (профессор называл меня именно так)? — бросил медик дежурную фразу на обходе:

— Хорошо!

— Что значит «хорошо»? — недоверчиво блеснул очками в тонкой оправе профессор.

— Я поднимаю одеяло ногой, вот смотрите!

— И правда хорошо, — задумался профессор. — А теперь хватит валяться, начинайте заниматься гимнастикой!

Вначале меня привязывали к кровати, чтобы мог сидеть. Пять, десять минут… Затем вставал рядом с кроватью, ходил по палате, по коридору. И вот так, постепенно, «вошёл в форму». Потом вернулся домой. В свою деревеньку. Куда же ещё?

Родная моя деревенька-колхозница

Смущённой улыбкой меня обожгла.

К тебе моё сердце по-прежнему просится,

А я всё не еду — дела и дела.

НОВАЯ ЖИЗНЬ

Дел после армии было много. Сыграл свадьбу, зажил новой жизнью. Разное бывало: и послевоенный голод, и залатанная одежда. Но вскоре и страна зажила по-новому.

— По-новому, но не всегда к лучшему, — размышляет Мятежный. — Помню, как в селе сносили бюст Сталина. Трактором петлю зацепили и свалили. Коммунисты такие были... — презрительно сплёвывает рассказчик.

В. Матяжов и его творения— После флота учился в школе садоводов в Тополёвке. Потом пять лет работал в санэпидемстанции: таскали по траве тряпичные волокуши, выискивали энцефалитного клеща. Каждого «пленника» — в отдельную пробирку и на исследование.

Виктор Андреевич никогда за словом в карман не лез, мог сказать правду в глаза любому, невзирая на чины. Понятно, что не все любили мятежного односельчанина. Да и он предпочитал миру вздорных людей лесную и одиночную работу:

— После СЭС трудился на станции защиты растений. В последние годы — гидрогеологом. В колхозе был свой метеопост: я регулярно измерял температуру, уровень осадков, проверял состояние ставков. Пост уничтожили ещё при Горбачёве, а ведь он и сейчас очень нужен (пост, не Горбачёв, — спешно уточняет рассказчик). Воды в Крыму мало, а по данным с таких постов легче было бы решить водную проблему!

Живёт сегодня Мятежный, слегка сожалея о прошлых работах и полных ставках. Только море вспоминать не любит. Как-то не заладилось у него с ним.

Мне к южному морю

нисколько не хочется,

Душой не кривлю я, о том говоря.

Тебя называю по имени-отчеству,

Святая, как хлеб, деревенька моя.

В НАДЕЖДЕ НА ЛУЧШЕЕ

Очень хорошо помнит Виктор Андреевич довоенную пору. В селе тогда жили люди многих национальностей. Хотя никто по национальностям друзей не делил:

— Я любил играть с татарскими мальчишками и до сих пор помню их язык. Жили дружно. А сейчас… Не хочу говорить. Перестали дружить и татары, и русские, замкнулись в своих мирках. Да я и сам, наверное, стал таким.

— При Советской власти было больше справедливости, — продолжает он. — А сегодня в магазине одна цена, завтра — другая. Как так можно? Это Горбач всё развалил. При Путине стало немного легче. И, конечно, лучше, чем на Украине.

Виктор Матяжов убеждён, что Богатое не случайно получило такое название:

— Был богатый колхоз, были щедрые сады, огороды, даже табак выращивали. И консервный завод был, да какой! Часть продукции отправляли на Север, и мы гордились тем, что производили! А сейчас… Что построили? Разве что заборы... Вот и всё хозяйство… Но знаете что? Я надеюсь на лучшее, потому что худшее уже было.

МЕЧТА ТАКСИДЕРМИСТА

— Вы, наверное, про чучела приехали узнать, — напомнил мой собеседник. — А я вам всё про жизнь да про жизнь... Расскажу и про чучела. Начну с того, что я — охотник. В советские времена выписывал журнал «Охота и охотничье хозяйство». Там рассказывали, как делать чучела. Решил попробовать. Начал с кролика.

Вначале было очень сложно, не получалось. Потом приноровился. Работа непростая: требуются умение обращаться с химикатами для обработки, сноровка соорудить хороший тугой каркас и много разного другого.

Самое большое чучело в коллекции — кабан, с которым мы «встретились» в начале нашего знакомства:

— Полмесяца его делал. Очень много работы: снять шкуру, обработать от жиров и прочего, просолить, ещё раз применить химикаты.

Самое мелкое существо в коллекции таксидермиста — птичка колибри (кот у кого-то придавил экзотическую гостью, а выбрасывать было жалко). На стене — голова волка, уже местного, из-под Черемисовки. Есть и голова барана, которого съели не волки, а товарищи в сельсовете на одной из маёвок. В коллекции у чучельных дел мастера — даже крокодил:

— Однажды какой-то частник привёз трупы двух крокодилов из Ялты. Я сделал чучела. Двух других, поменьше, мне подарили вместо гонорара за работу.

— Сейчас уже ничего не делаю. Ни здоровья нет, ни желания. Как-никак через несколько месяцев девяносто стукнет! Уже из самого пора чучело мастерить. И установить где-то между кабаном и козлом, — грустно шутит пожилой охотник.

Но и сейчас этот замечательный человек хоть чем-то хочет быть полезен людям:

— У меня есть костюмы, для праздников купленные. Почти не одёванные: праздников-то немного было. Отдаю бесплатно — никто не берёт. Говорят, другая, мол, дед, мода на дворе. Может быть, может быть… И коллекцию чучел тоже хочу отдать. Это уже как сыновья решат. Возможно, в местную школу пристроят или в Белогорский музей. Если, конечно, ещё нужно кому-то старое чучело прошлого века...

Алексей ВАСИЛЬЕВ,
Белогорский район

Фото автора.

• < Назад
• Вперёд >