Это было под Джанкоем

Подробности

Категория: Ветеран

Опубликовано 18.06.2021 11:17

Просмотров: 1362

Демьян Васильевич и Мария Васильевна, Василий Демьянович Желев (нач. 1950-х гг.)В нашу редакцию пришло письмо из Башкортостана от сотрудницы Национального музея республики Веры Макаровой. «Решила отправить вам историю моей мамы, — пишет Вера Николаевна, — вдруг кто-то из читателей «КИ» поможет? Может, кто-то знает больше о жизни на хуторе Тэнсу? Возможно, прояснится, о каком расстреле вспоминала мама? Можно ли как-то установить имена расстрелянных?».

Несмотря на словоохотливость, мама никогда не рассказывала о войне. Только когда мы, дети, не слушались, вспоминала о своём горемычном детстве. О том, что им довелось пережить без мамы. Ушла Елена Гавриловна из жизни скоропостижно — простудившись, вскоре после войны, оставив четверых детей мал мала меньше. Старшей (моей маме), Марии, было девять.

Расстрелы при немцах были обычным делом. Мамин дядя, звали его Николай, был подпольщиком. И вот фашисты, собрав всё население: баб и детей, его и ещё несколько партизан, — расстреляли перед рвом. Мама рассказывала, что не все погибли сразу, раненые ещё долго корчились и стонали в яме. Их родные кричали, рвались к ним. Бросилась на офицера и Елена Гавриловна, а тот сказал, если бы не дети, он бы «пуф-пуф» — здесь же, на месте, её расстрелял. Так дети стали спасением, но уберечь их в условиях постоянных боевых действий было непросто.

Мама говорила, что самое страшное — когда начинались бомбёжки, тогда все бежали из дома в поле. Однажды у Елены Гавриловны взрывной волной вырвало из рук и унесло далеко в степь маленького сына. Потом они нашли его, к счастью, живого, но очень напуганного.

В 1944 г., после освобождения Крыма от гитлеровцев, их хутор, неподалёку от Джанкоя, облетела молва, что к здешним болгарам будут приняты особые меры. В ожидании их семья какое-то время продолжала жить по-прежнему. Самое начало лета, мало ли забот у сельских тружеников? У них была кормилица корова, столь необходимая при троих малых детишках. О корове мама рассказывала с большим чувством: как её прятали от немцев где-то в укрытии, как скотина первая почувствовала расставание и за неделю до того, как хозяева покинули хутор, стала плакать во время дойки настоящими слезами.

...Когда в дверь постучали, они были уже готовы, так как дед распорядился ничего, кроме муки, не брать. Так, оставив дом и хозяйство, семья оказались перед неизвестностью. Никто не говорил, куда их везут. Вначале плыли на пароме через лиман. Людей было немало, и все взрослые боялись, что это конец: вывезут на середину и утопят. Они на это уже насмотрелись, правда, при оккупантах, но тут же свои!

Судьба оказалась милостивой к моей маме. После того как пересекли лиман, сотни людей собрали на железнодорожной станции в Джанкое, погрузили в поезда и повезли на север. Состав останавливался на малых полустанках и станциях. Люди выходили, чтобы набрать воды, и по нужде. И вот однажды моя мама, а ей было пять лет, потеряв отца из виду, отстала, а поезд меж тем тронулся. Какой-то человек, знавший моего деда — Василия Демьяновича Желева, увидев девчушку, схватил за руку и втащил в свою теплушку. На другой остановке её передали родителям. Могу только представить, что они пережили, но мама запомнила эту историю на всю жизнь.

Когда прибыли на место поселения, оказались в совхозном хозяйстве небольшого поволжского городка. Дед устроился работать конюхом, возил какие-то грузы, в том числе хлеб в лавку. Всё время что-то мастерил, скорняжничал. Умел шить бурки и сапоги. Много работал сам и при-учал детей. У всех были свои обязанности: кто дрова, кто хворост заготавливал, траву серпом жали и несли домой. Лес был рядом.

Слева направо: автор статьи, её мама Мария Васильевна, Николай Сергеевич Макаров, внучка Дарья

Каждую неделю ходили отмечаться в милицию. В маминой детской памяти остались морозные зимы, которые заставляли их сидеть дома: обувь и одежду надевали по очереди, по надобности. Красили мешки, техническую ткань отваром из травы и шили одёжку для детей, что-то перекраивали, перешивали. В таком вот платье мама пошла в первый класс. Никто не смеялся, все были одеты и обуты бедно.

Война завершилась, но голод и невзгоды не закончились. Постоянно хотелось есть. Совхоз выделял землю — заготавливали картофель. Он-то и был основной пищей, ели и зелень, едва проклюнувшиеся щавель и лебеду, осенью — жёлуди. Разносолов не было, но был огород и были руки, которые привыкли работать на земле. Когда, простудившись в морозную зиму, умерла Елена Гавриловна, хлопоты по дому перешли на старшую дочку, мою маму. Работать приходилось всюду. Однажды, когда рубили дрова, ей поленом выбило верхние зубы...

Мама училась хорошо, летом работала в поле: всех детей звали на прополку свёклы и моркови. Когда решался вопрос о реабилитации, подняли архивы, и оказалось, что сохранились документы на подрядные работы её, 12-летней. До конца своих дней мама не могла жить без земли, без растений.

…Уже и Сталин умер, а клеймо особой «касты» всё оставалось. Не в последний раз аукнулось это уже перед свадьбой. Когда другой моей бабушке, Евдокии Николаевне Макаровой, кто-то из «доброхотов» сказал: «А ты знаешь, из какой семьи избранница твоего сына?», она ответила: «Ничего, главное — православные!». Ей ли было не понять? Сама жила с клеймом и писала письма в разные инстанции, пытаясь узнать о судьбе арестованного накануне войны мужа (как выяснилось, умершего где-то в карагандинских лагерях).

В прошлом году я побывала в местах, где родилась моя мама, Мария Васильевна. Там всё так же: бескрайний лиман, степь, небольшие хозяйства. Джанкойский район — самый перспективный в сельскохозяйственном отношении, но живут там давно уже другие люди.

На одном из снимков, которые посылаю в «КИ»: я, внучка Дарья, мама — Мария Макарова (Желева), муж — Николай Сергеевич Макаров. Прожили вместе 60 лет. Последние шесть мама самоотверженно заботилась о парализованном муже. При этом не забывала про сад, который её поддерживал, говорила: «Это моя жизнь».

Вера МАКАРОВА,
Национальный музей Республики Башкортостан

• < Назад
• Вперёд >