Андрей НИКИФОРОВ: «Карл Маркс — гигант мысли, но хорошо, что появляются они не так часто»

Подробности

Категория: В гостиной Крымских известий

Опубликовано 24.07.2018 14:38

Просмотров: 14715

Встреча молодых К. Маркса и Ф. Энгельса стала судьбоносной для обоих (кадр из фильма «Карл Маркс — молодые годы»)200-летие со дня рождения Карла Маркса, несмотря на насыщенную событиями современную жизнь, не прошло незамеченным. Осмысление его учения продолжается. В Московском госуниверситете им. М. Ломоносова этому посвятили масштабную международную конференцию. Видные учёные из многих стран признают значение учения Маркса даже для современного мира. И всё же нигде марксизм не «наследил» так, как в России. Ни одна страна не следовала ему так, как наша. Почему это произошло и настолько ли верно учение Маркса? Чтобы разобраться в этом, мы пригласили в «Политическую гостиную» «Крымских известий» (находящуюся, кстати, на улице Карла Маркса) известного политолога, кандидата исторических наук, доцента кафедры политических наук и международных отношений Крымского федерального университета им. В. Вернадского Андрея НИКИФОРОВА.

— Почему именно XIX век дал миру философа Карла Маркса? Что тогда произошло в экономике и человеческих взаимоотношениях? На каких «дрожжах» родилась его теория?

Георг Гегель — учитель Маркса, но из пасторального XVIII века— Ничего подобного в XVIII веке, конечно, появиться не могло, хотя и тогда были серьёзные философы, создатели целой системы: Гегель, Кант, Фейербах… Некоторые из них, «захватив» приличный кусок XIX века, всё же являлись продуктом века XVIII — пасторальной, тихой Европы, в которой даже после войн расходились по своим «деревням» и занимались спокойным, углублённым внутрь себя процессом. Это состояние отражали и философы. Были, правда, определённые возмущения того же Жан-Жака Руссо — хулигана и философской «попсы». Он потому и стал идейным вдохновителем двух революций: Великой французской и войны за независимость Америки.

В одиннадцатом тезисе Маркса о Фейербахе заложено совершенно иное прочтение миссии философа. Кстати, они пошумели, повыполняли её и благополучно вернулись к той пасторали, которая была характерна для них в XVIII веке. Может, и слава богу, потому что у нас в университете заметили: если растёт число абитуриентов, стремящихся поступить на философский факультет, быть революции или войне. То есть, как только критическая масса философов в обществе начинает превышать определённый барьер и они овладевают массами, то масс этих становится меньше, они начинают уничтожать друг друга в войнах или морить голодом в каких-то экспериментах. Вот и неплохо, что не так часто появляются гиганты мысли, подобные Марксу.

Согласен, в России не то чтобы восприняли марксизм, но, оттолкнувшись от него, выстроили такое его прочтение и глубокое вживление во все поры общества, что мы до сих пор не можем от этого избавиться.

— Почему это произошло именно с учением Маркса? Ведь до него сотни выдающихся умов предлагали свой рецепт построения рая на земле. Однако только ему удалось создать поразительно живучий марксизм. В ХХ веке его приверженцами и реализаторами были миллиарды человек. Почему Томмазо Кампанелла не смог собрать густые ряды сторонников, а Марксу это удалось? В чём его секрет?

— И у Кампанеллы всё было не так печально. Он написал книжку, за которую его посадили в тюрьму. И пока он там сидел, его труд несколько раз издали. Экземпляр попал к Папе Римскому, и он стал ходатайствовать, чтобы Томмазо выпустили из тюрьмы. Хлопоты удались, и вышло ещё несколько изданий книги. Сказочки были востребованы. Хотя, если вчитаться, в них написаны ужасные вещи (и у Кампанеллы, и у Томаса Мора). Думаю, многие из нас не согласились бы жить в том «идеальном» обществе, которое они рисовали.

А. Никифоров: «С экономической теорией Маркс попал в самую точку»

Маркс, в отличие от этих авторов и даже современников, которые были какое-то время гораздо популярнее, чем он, «подогнал» вместе с Энгельсом под своё учение очень современную научную базу. А наука в ХIХ веке — новая религия. Казалось, какая бы проблема ни возникла, учёные найдут выход. Эта вера перешла и в ХХ век, но тогда уже стало понятно, что речь не идёт только о гуманистических целях и учёные способны пустить мир под откос. Сейчас мы достигли такого момента, когда наука в чистом виде потеряла ту ауру и уже не имеет прежней пробивной силы. Но учёные при этом продолжают пользоваться неким авторитетом. На самом деле научный мир в большинстве своём состоит из профанов, которые лишь копируют произведения предшественников, передвигая некоторые элементы. По сути, учёные — искусственные повара, работающие по чужим рецептам. Есть, конечно, отдельные представители, но они, скорее, исключение из общего правила.

А в ХIХ веке в науке происходили настоящие прорывы, создавались целые системы знаний: на базе дарвинизма возникла биология, Менделеев разработал химическую таблицу. Появлялись попытки придумать нечто подобное и об обществе — эволюционную школу этнографии, к примеру.

Всё это Маркс и Энгельс включили в свою философскую систему. К тому же построили её ещё и на базе политической экономии, которую до них использовали только в Англии. Тогда бурно развивалось производство, и повсеместно появлялись разного рода машины. Экономика в течение ХIХ века стала приобретать такую характеристику, как примерно сейчас «сколько у вас денег?». По нашим меркам страна тем мощнее, чем больше у неё золотовалютных резервов. Если американцы могут их больше всех напечатать, то они и круче всех. А тогда сила была у того, кто производит больше товаров. Затем в ход пошли массовые армии. А их надо было вооружить, обмундировать. И всё это, так или иначе, упиралось в хозяйственные процессы. Экономика вдруг заняла в жизни общества гораздо более весомое место, чем в предыдущие периоды.

В этом доме в провинциальном немецком городке Трире 200 лет назад родился будущий смутитель умов

С экономической теорией Маркс, что называется, попал в самую точку. Они с Энгельсом были настроены на камертон того времени, очень неплохо его улавливали, старались быть в курсе новейших открытий и встраивали их в свои работы. Такое наукообразие было задано идеологемами. До сих пор в школах удобно учить историю по той же марксистской схеме, настолько понятно всё разложено: первобытнообщинный строй, рабовладельческий, феодальный, капиталистический. Затем народец побежал делать Октябрьскую революцию. Всё так хорошо «нарезается» и ложится по полочкам, что какие-то неувязки не сразу бросаются в глаза. Это, кстати, не совсем от Маркса, а от его последователей, создававших на основе работ классиков то, что мы называем историческим материализмом, научным коммунизмом, которые изучали в вузах все советские студенты.

— Если максимально упростить учение Маркса, то выглядит оно так: единицы богачей живут в изобилии, а рабочие нищенствуют — чтобы это изменить, нужно отдать средства производства правительству, а не частным лицам. Единственный механизм для этого — насильственная революция. Чтобы её осуществить, нужна диктатура коммунистической партии. У нас её скорее связывают с именами Ленина и Сталина. Не преувеличено ли влияние Маркса на теорию коммунизма?

— На теорию нет. Вы в первой части изложили, скорее, учение Прудона (Прудон Пьер Джозеф (1809—1865) — представитель французской мелкобуржуазной политэкономии, теоретик анархизма. — Ред.). А во второй — те самые выводы, которые использовали Ленин со Сталиным. Но это не ошибка. У нас всё именно так и практикуется, и большевизм — не коммунизм в чистом идеологическом виде. А современные коммунисты в лучшем случае знают фамилию Маркса. Я не собираюсь его оправдывать, поскольку он уже давно не мой кумир, но внесу определённую ясность.

Для Маркса и Энгельса социалистическое общество должно существовать не потому, что оно справедливо, а потому, что к нему приведут закономерности развития человечества. Социализм, по их мнению, — очередная фаза, к которой капиталистическое общество, запутавшись в своих противоречиях, должно будет перейти так же, как это происходило в предыдущих случаях, когда способы производства, приходя в упадок, сменялись новыми. Речь идёт не о том, лучше или хуже. Это в наших представлениях, в нашей ментальности должно существовать то, что более справедливо. А Маркс был погружён в немецкую ментальность, несмотря на своё происхождение (его родители были из семей раввинов и перешли в лютеранство). Переход от одного строя к другому может произойти через социальную революцию, но сам Маркс говорит, наиболее надёжный способ — откупиться от буржуазии. Речь о том, что при определённом уровне производительных сил управлять ими, когда они находятся в частных руках, становится невозможно, наступает хаос, которого общество допустить не может, поэтому должно выкупить средства производства. Владельцы продолжают существовать за счёт ренты, а управление находится в руках общества. Согласитесь, это совсем не похоже на экспроприацию экспроприаторов. Хотя Маркс не совсем был чужд и этих идей. Социальная революция — капитальный сдвиг переустройства общества, а затем диктатура всё-таки не партии, а пролетариата. Это очень важный нюанс, который в ходе революционной практики подменили. И таких подлогов много. Ленин, конечно, изучал марксизм, но в значительной степени он наследовал традиции народовольцев, а не только западноевропейских идеологов коммунизма. Диалектику воспринимал своеобразно: сегодня делаем так, завтра сяк, а потом объясним, что и это соответствует марксизму, главное — делать, а итог «подгоним» под полученный результат.

Журналистов «КИ» интересовало, почему мы не построили коммунизм? Кто виноват? Просчёты в философии Маркса или человеческий фактор?

Сталин в этом смысле — самый продвинутый ученик Ленина, он лучше всех усвоил ленинский принцип, поэтому передушил всех его наследников. И Ленин избавился в ходе революционной борьбы от многих соперников, но возможностей таких, как у Сталина (к примеру, ссылать их в Сибирь), у него не было.

Как видите, есть нюансы, которые кажутся малозначительными, но на самом деле носят принципиальный характер. Причём марксизм претендует на наукообразие, что и стало его уязвимым местом. Уже с середины ХХ века даже внутри учёных-марксистов появились течения, сторонники которых говорили, что не всё объясняет марксистская теория, есть в ней «дырки», а какие-то вещи носят не случайный, а закономерный характер, и пытались что-то в ней «подшпаклевать». В нашей стране заниматься этим было сложно, могли объявить ревизионистом, за что маячила перспектива куда-нибудь угодить, или тебя перестали бы печатать, замечать: занимайся своим ревизионизмом «в стол».

Достижения науки ХIХ века к середине ХХ могли выглядеть анахронизмом. А с высоты ХХI мы, конечно, не можем требовать, чтобы те, кто родился 200 лет назад, за нас всё решили, предугадали на такой срок. Это слишком завышенные ожидания. Даже на уровне того обожествления, к которому фигура Маркса приближалась в Советском Союзе, хотя всё равно и тогда уступала местным вождям.

— Маркс вывел формулу смены общественных формаций: первобытнообщинная — рабовладельческая — феодальная — капиталистическая — социалистическая — коммунистическая. Однако опыт СССР показал, что в последнем пункте произошёл сбой, теория потерпела фиаско. Несмотря на громкие лозунги, озвучиваемые Никитой Хрущёвым, коммунизм мы не построили. Почему? В теории заложена ошибка или исполнители подкачали?

— Стройная концепция смены общественных формаций возникла в СССР в 20—30 гг.. Такую задачу поставили экономистам, обществоведам, историкам, и они состряпали это, пропитав разными положениями, цитатами, идеями Маркса и Энгельса, говорившими об этом не так системно, а в общих чертах.

Учение Маркса в основном сформировало бурное развитие производства

Помните, в средние века алхимики изобретали человека (существующий их почему-то не устраивал), и считалось, что рецепт у них правильный, просто те, кто его пытался применить, брали не те ингредиенты или нарушали пропорции. Так же и с марксизмом. У нас не получилось, потому что сбой произошёл в самом начале эксперимента. Не у нас должна была начаться мировая революция, а в наиболее развитых странах Европы или в Америке. Более того, Маркс и Энгельс считали Россию главным тормозом этой революции. Во всех своих статьях о европейских событиях 1848 года они называли Россию главной контрреволюционной силой. Оба были густопсовые русофобы.

— Вот цитата из работы К. Маркса «Секретная дипломатия XVIII века»: «Россия — это Московия, которая возникла после распада Золотой Орды. Колыбель Московии — кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. Политика России продолжила политику Орды».

— Это по сути то, что говорят современные либералы, которые «тусуются» в Вильнюсе. Вложить эти слова в уста какого-нибудь вождя КПРФ не получится. Коммунистическая идея Маркса с либеральной очень близки: надо максимально раскрепостить человека, дать ему свободу, но для этого надо немного помучиться, пережить пролетарскую революцию. По Марксу: коммунизм неизбежен, обществу просто некуда больше деваться, государство отмирает, семья разрушается, не потому что мы это делаем, а согласно объективному процессу. Прогноз о том, что частная собственность на средства производства начнёт себя «съедать», сбылся в какой-то мере. Сейчас она гораздо более обобществлена и находится под контролем, в том числе и общества, переходит в руки определённых кругов. И хотя это далеко не коммунизм, но тенденцию классики уловили.

— Не раз доводилось читать, что марксистская экономическая теория глубоко ошибочна. Например, он предсказывал, что в капиталистических странах рабочий класс будет становиться беднее, чего не произошло. Маркс также полагал, что средний класс будет ликвидирован, большая часть его перейдёт в пролетариат, а единицы пополнят клан богачей. Этого тоже не случилось. Он писал, что с увеличением механизации производства прибыль капиталистов уменьшится, что, согласитесь, опровергла сама жизнь. Не говорит ли это, что не таким уже выдающимся был этот человек? Может быть, мы его придумали?

— Это наиболее уязвимое место учения Маркса. Да, ему виделось абсолютное обнищание рабочего класса, но этого не произошло. В то же время сегодня некоторые экономисты говорят: посмотрите, где сконцентрированы основные средства производства и что там происходит. Они уже не в тех странах, которые были локомотивами экономического развития в период Маркса и Энгельса. Тогда это был знак качества, а сейчас — признак второго сорта. Страны первого сорта до ничтожного мало производят руками. У них «перебирают» деньги в банках, изобретают IT-технологии, развивают шоу-бизнес, торгуют брендами, хотя все, что с ними связано, производится на месте (в «Макдоналдс» продукты привозят не из США, да и джинсы шьют уже не в Америке). Производство разворачивают там, где рабочие руки дешевле. Получается, при нынешней системе глобальной экономики в выигрыше оказываются те, у кого затраты на производство ниже. А достичь этого можно в том числе и занижая заработную плату. Пусть и не абсолютное обнищание, но что-то похожее на то, о чём говорил Маркс, наблюдается.

В политологии есть такое понятие: законы политики более подвижны, чем законы физики, геологии и т. д. Даже законы Ньютона не всегда работают на планете, поскольку меняются астрономические параметры. А в политике всё происходит гораздо быстрее. Поэтому прогноз Маркса близок к идеальному. Да, он сбылся, пусть не совсем там и не совсем так, тем не менее, что-то произошло и возбудило миллионы умов, которые носились с его портретом и сегодня готовы отдавать ему должное, даже не заглядывая в его тексты. И это говорит о том, что фигура он брендовая, место в истории занял. Мы можем по-разному оценивать и абсолютизировать результаты. А собственно, кто был безапелляционно прав, Дарвин что ли?! Он с точки зрения современной биологии наговорил кучу глупостей, но его ведь не свергают за это с пьедестала.

Да, есть вещи, которые опровергаются дальнейшим развитием человечества, но никто и не обещал, что всё будет так от и до. Это скорее трактовка апологетов, пришедших позже. А если без фанатизма, то есть нечто полезное из того, что нагородили Маркс и Энгельс.

(Продолжение следует)

• < Назад
• Вперёд >