Главное в жизни — когда не стыдно вспоминать то, что было!

Подробности

Категория: Статьи

Опубликовано 10.03.2017 10:09

Просмотров: 791

Это было недавно, это было давно. Папе Мише 30, а сыну Косте — 5 лет.

Странная и даже загадочная штука — человеческая память. Именно человеческая! Иной раз даже удивительно слышать: «А сколько гигабайт памяти у твоего компьютера?». Ну какая может быть память у пластмассового прибора из кнопок, проводков, блоков и устройства, названного почему-то «мышкой»? Почему в нашей памяти хранятся дела давно минувших дней? Почему мы что-то стараемся вспомнить, но не можем, а оно вдруг всплывает в сознании само по себе? Почему что-то хотелось бы забыть, стереть, но это невозможно? Почему у человека бывает склероз, а у компьютера кончается объем на жестком диске?

Мы — люди, и наши воспоминания всегда окрашены чувствами, эмоциями, переживаниями. И когда нам исполняется некое красивое число лет — хотим мы того или нет, но перебираем четки промчавшихся лет. И здорово, когда людям, в отличие от компьютеров, есть чем гордиться.

Перед тем как встретиться с Михаилом БАХАРЕВЫМ, главным редактором «Крымской правды», я решил — не будем много говорить о его недавнем юбилее. Ну семь десятков, ну серьезная дата — и что? Поговорим лучше «за жизнь», о друзьях, о стране и мире, о профессии…

— Мы так давно знакомы, что не будем друг другу в знак уважения «выкать». Хотя для меня Михаил Алексеевич Бахарев всегда был личностью. Которая была, уж извини, синонимом «Крымской правды». И я хочу спросить: молодые люди мечтают стать артистами, летчиками, космонавтами, хирургами, военными… А вот журналистом стать, мне кажется, нельзя. Нужен опыт жизни. Как Бахарев стал журналистом?

— Если честно, я не хотел и не мечтал стать журналистом. 

— А кем?

— Начальником. 

— Просто начальником?

— Да. Просто начальником. Я работал на телезаводе, служебная лестница рисовалась — бригадир, мастер, начальник цеха… К тому времени уже были жена Валентина, сын Костя… И травма спины. С телезавода ушел — две грыжи в позвонках, тяжести противопоказаны. А я с детства занимался пулевой стрельбой. Пошел работать тренером в детскую стрелковую школу. Там жена моя работала. Мы с женой, кстати, и познакомились на соревнованиях по стрельбе. Она выступала за команду Луганской области, а я — за сборную Крыма. Стрелял хорошо, на профессиональном уровне, в армии это показал… Но когда полгода потренировал ребят, то понял — не мое! Передал своих учеников Валентине, они стали мастерами спорта, прекрасными стрелками. Один из них, Андрей Кузьменко, директор спортивной стрелковой школы, где я работал, представляешь? Он звонит частенько, с праздниками поздравляет, благодарит, что я его с пятого класса учил азам… 

Михаил Бахарев.

— И все-таки тренерская работа не стала сбывшейся мечтой.

— Понял, что это не мое. И тут приходит мой самый близкий друг Миша Цюпко, замечательный человек, отличный журналист, к огромному сожалению, так рано ушедший… 

— Больно вспоминать… Миша Цюпко был и моим очень близким другом… Мы уже говорили о памяти. Как уживаются рядом и горечь утраты, и радость от того, что этот человек был в твоей жизни?

— Мишка Цюпко буквально изменил мою судьбу. Мы с ним сидели в Симферопольском тогда еще пединституте всегда рядом, как говорится, за одной партой. Сказать, что мы были друзьями, — это ничего не сказать. Как братья! Просто прикипели друг к другу. И вот он предлагает — у нас в газете «Ленинец» есть вакансия. Это 77-й год. И газета — орган Симферопольского райкома. А я уже был членом партии, с рабочим стажем. Пришел к редактору и спрашиваю — вы меня приглашаете? Он говорит — да! Тогда я предложил: дайте мне две недели, и я напишу два материала — один позитивный, положительный, а другой — негативный, критический. И если они вам понравятся, вы меня берете в штат.

— А редактором «Ленинца» был тогда…

— Владимир Яковлевич Бочков. Я его вспоминаю и думаю, как мне все-таки везло на хороших, порядочных людей. Возможно, я ошибаюсь, но почему-то кажется, что сейчас таких людей мало…

— Жизнь другая…

— Возможно. Я просто очень хотел, чтобы на жизненном пути нынешних молодых были хорошие люди, помогали им становиться настоящими. Владимир Бочков навсегда остался для меня первым в жизни редактором. А вторым стал Владимир Александрович Бобашинский. Меня пригласили в «Крымскую правду», и тогда там работало около сотни человек. После десятка сотрудников «Ленинца» достаточно непривычно. И, конечно, сложно. Но вписался. Хотя непросто было. 

— Журналист должен быть психологом, откликаться на проблемы, быть инженером человеческих душ. А ведь и у самих журналистов возникают проблемы, у каждого свой характер, свои мысли, отношения, мнение. В конце концов и конкуренция…

— Разумеется. И многое зависит от руководителя. Мягкость и жесткость нужно разумно сочетать.

— Вот что удивляет. Завод телевизоров, рабочий коллектив, конвейер, стрелковая школа, спорт, дети. И тут — газета. Совершенно другой вид деятельности. Какую задачу перед собой поставил? Наводить порядок, бороться с недостатками, хвалить передовиков?

— Я когда пришел в «Ленинец», районку, хватался буквально за все. Мотался по району с радостью. Прямо как в известном кинофильме. Кто поедет туда-то? Я! А туда? Я! И туда тоже я! Это ведь здорово, разные люди, разные ситуации, разные профессии. И, конечно, я, как и все журналисты, учился на примерах журналистики самого высокого уровня. Образцом считал Анатолия Аграновского. Не пропускал ни один его материал. Считаю его очерки, творчество образцовыми уроками. И сегодня стараюсь передать начинающим коллегам азы профессии, которым учился у Аграновского. Я им говорю, что даже при небольшом наличии способностей, владея грамотным русским языком, можно обо всем написать. Правильно, точно, выверенно. Но есть такое понятие — публицистика. Аграновский сказал, публицистика начинается там, где начинается мысль. 

И когда кто-то из наших корреспондентов пишет по-настоящему публицистичные материалы, я ему на летучках аплодирую. Молодец, написано здорово, значит, и читателям станет светлее на душе. 

— Журналист должен знать, о чем пишет. Не быть просто любопытным, любознательным, зевакой. Нужно ставить акценты, выявлять суть проблемы, обсуждать причины ситуации, искать и предлагать выход.

— И нужно все пропускать через сердце. Во всяком случае лично для меня есть один яркий и, увы, больной пример. Ай-Петри… Впервые на Ай-Петри я попал в 10 лет. С дедушкой. Это был грузовик «Студебеккер», в кузове ехали сослуживцы, за окном — 57-й год. Мы встречали восход солнца. И впечатление такое оказалось! Я потом года три мечтал еще хоть раз попасть на эту крымскую вершину. И как-то в школе упросил учителя физкультуры взять меня, самого маленького, в турпоход туда. Тащил рюкзак, шел в гору. И такую радость испытывал! Самое удивительное, что она никуда не делась до нынешнего дня. Я каждое лето стараюсь найти время, чтобы попасть на Ай-Петри…

Но в последние годы очень тяжко смотреть, во что превращают заповедное место. Конечно, для этого нужно совершенно не чувствовать в себе крымчанина.

Я был в Турции, есть там горная вершина Тахталы, самая высокая на Анталийском побережье, 2365 метров. С нее открывается такой вид, что чувствуешь себя настоящим покорителем обители богов. И там так чисто, что завидуешь. Хотя размер, масштаб гораздо больше. Уважают гору, не превращают в свалку, как у нас Ай-Петри. Ты можешь не поверить, но на Ай-Петри были мустанги. Я сам помню, видел. Говорят, съели… А что там на Ай-Петри с канализацией! Понакопали ям, и все нечистоты, грязь, мусор — в пещеры…

— Михаила Бахарева можно назвать политиком. И это связано не только с газетой, недавним депутатством. Общественная активность ярко выражается в самом характере. А взгляды не менялись?

— Конечно, менялись. Убеждения есть. Моральные нормы. Но только упрямый или упертый чудак не способен менять свои взгляды. Ведь сама жизнь меняется. Я вот вспоминаю уже далекий 1983 год. Очень люблю путешествовать на машине, и мы приехали в Харьков. У моей жены в Харькове жила близкая подруга. И вдруг решила уехать из Советского Союза. Ее друзья из Харькова эмигрировали в Германию, в Штаты. Они все любили песни Галича, Высоцкого, считали себя кем-то вроде диссидентов. И мы эту подругу стали убеждать, мол, ты что, с ума сошла? Какие барды, какие диссиденты? У нас все в стране хорошо, замечательно…

— Ну да. Мы делаем ракеты и покорили Енисей, а также в области балета…

— Конечно! А все эти барды… Предатели, моральные уроды… И ведь мы были убеждены в своих словах. Мы не были какими-то штатными агитаторами. Но если подумать… Ведь правда была в чем? Что нельзя было даже представить какие-то раздоры на национальной почве. Все жили в одной стране. Это был общий дом. 

— Ну, допустим, не все было так уж безмятежно, но только о ненависти одной республики к другой не могло быть и речи. 

— А сейчас больно говорить. Карабах, ненависть к русским в Прибалтике, и Приднестровье, и Донбасс… Это чудо, что Крым обошелся без крови и насилия. Хотя сейчас эти нелепые глупости, запреты, санкции. Хваленая западная демократия…

— Причем все эти напряги в огромной степени между властями, не между простыми людьми.

— Это очень обидно. У меня невестка, жена сына Кости — Нона, грузинка. И что? Конфликт Грузии с Россией не имеет к моей семье никакого отношения. А я был не так давно в Абхазии, там отношение к Грузии очень нехорошее. Потому что пролита кровь, гибли не только военные, но и мирные люди, молодежь, старики, женщины, дети… Как вернуть все на прежние рельсы дружелюбия, убрать ненависть?

— Восстановить Советский Союз, как некоторые мечтают, невозможно.

— И не надо. Пусть у каждого будет свой президент, пусть это называется не Советский Союз, а по-другому, но чтобы не было оголтелой вражды, ведь это выгодно только кучке людей. Даже не людей, а зверей, жестоких, злобных, для которых жизнь человеческая ничего не стоит. 

Уникальный случай. Газета полуострова в составе Украины берет шефство над военным кораблем Черноморского флота России.

— А скажи-ка, Михаил Алексеич, честно, когда в Киеве началась вся эта вакханалия, ты верил, что Крым вернется в Россию? У нас жили разные люди. Те, которые были всегда душой с Россией. Были, которых буквально достала националистическая политика Ющенко, кто-то не желал идти в ЕС, были те, кто понимал, каково будет Крыму в лакеях у мирового сообщества. И, конечно, угнетал язык, навязываемый и приказывающий думать по-украински. Как может Михаил Бахарев описать состояние своей души, когда это случилось?

— Описать можно, конечно. Но ощущения меняются. Яркий и, к сожалению, очень болезненный пример. Есть у нас знакомые, живут недалеко от Донецка. Но эта территория контролируется властями Украины. 

— Контролируется… Неприятное слово.

— Очень неприятное. Раньше мы там много раз бывали. Сейчас, когда удается связаться по телефону или по скайпу, приходится говорить сдержанно, на всякий пожарный. 

— Хотя пожар там бушует. 

— У меня в Луганске немало знакомых. И было, и есть. И то, что там происходит, вызывает ненависть. Причем взаимную. Мы с женой уже в нынешнее время как-то позволили себе побывать во Франции. Хотя мне больше нравится путешествовать по нашей стране…

— Да уж, это лучше, чем увидеть Париж и умереть…

— Типун тебе… Все обошлось. Но были в нашей группе экскурсанты из Одессы. И вдруг в безобидном разговоре заявляют, мы вашего Путина ненавидим. Ладно, разговор окончен. Но через пару-тройку дней подходят. Извините, мы неправильно сказали. Ладно. У каждого свое мнение. Но как относиться, когда внешне нормальные люди, приличные женщины, а входят в автобус утром, здороваются: «Слава Украине!» и явно ждут ответа: «Героям слава!»? 

— Ну, Михаил Алексеевич, ведь ты окончил историко-филологический факультет. Что плохого в этих словах? Если человек — герой, так ему и слава. 

— Так ведь главное, кого они считают своим героем. Бандеру? Шухевича? «Правый сектор» (организация запрещена на территории РФ)? Я уж про Мазепу не говорю… И наш Крым, где два города-героя. А еще генерал Ватутин, который освободил Киев от фашистов в ноябре 43-го. 

— Давай о хорошем. Михаилу Бахареву — 7 десятков лет. А 6 февраля 2018 года исполнится 100 лет «Крымской правде». Заранее не поздравляют, так что будем ждать. 

— Вы ждите, а мы думаем, как это отпраздновать. Газет с таким стажем, насколько я знаю, практически уже нет.

— Перейду на личное. Жена — стрелок, можно, сказать, снайпер. Звучит грозно, даже опасно.

— Она же луганчанка. И недавно, возможно, насмотревшись нехороших новостей, вдруг говорит: все, я поеду. Куда, спрашиваю? Туда, отвечает, в Луганск. Зачем? А она: «Я, между прочим, мастер спорта по стрельбе, ты забыл?». Ты что, говорю, одно дело стрелять по мишеням, а другое… В общем, успокоил, удержал. Хотя был момент, подумал, одну не пущу, вместе поедем…

— Та-ак… Ты, Михаил Алексеевич, меня не пугай. Вдруг эта наша беседа в «Крымских известиях» тебе не понравится…

— Главное, чтобы она была интересной для читателей. Скажу честно. Когда немало лет за спиной, главное — чтобы не было стыдно. Называть самого себя героем — нелепо и глупо. А вот гордиться… Я горжусь своей женой, своим сыном…

— Не потому, что сейчас Констатнтин Бахарев — депутат Государственной Думы?

— …А потому что он целеустремленный, упорный, грамотный, в общем, крымчанин. И, конечно, я горжусь своим будущим. Это — мои внуки Митя и Максим. Ведь мы живем ради будущего, и уверен, несмотря на все сложности и проблемы, о которых мы говорили, будущее у нас есть. Хорошее и радостное. Назло всем врагам.

— И на радость друзьям. Спасибо за этот разговор моему другу Михаилу Бахареву! А завершить разговор позволь мне строчками из стихотворения замечательного поэта Самуила Маршака: 

Мы знаем: время растяжимо.
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его.

Беседовал Юрий ПОРТОВ.
Фото Арвидаса ШЕМЕТАСА
и из личного архива М. БАХАРЕВА.

• < Назад
• Вперёд >