Как и о чём спрашивать Путина — инструкций я не получала

Подробности

Категория: Политика

Опубликовано 24.12.2019 11:50

Просмотров: 575

В. Путин ответил на более чем 70 вопросов...Большая пресс-конференция Владимира Путина — конечно, главное медийное событие года. Две тысячи человек снимаются с мест и стекаются в Москву, чтобы попасть в заветный зал Хаммеровского центра и вступить в диалог с лидером. А вот зачем они это делают? У каждого своя мотивация.

Немного общих моментов

Коллега из известного московского издания спрашивает:

— Тебе не кажется, что с каждым годом наши посиделки всё больше напоминают карнавал? Девицы выкрашивают волосы в малиновый цвет. На руки надевают валенки с пришитым по бокам триколором. На головы — каски. Вон братья-болгары с иконой приехали. Скоро, как к Якубовичу, президенту пироги, соленья и варенья повезут.

Я улыбаюсь. Журналисты — народ ершистый, немножко ядовитый, и это хорошо. Чтобы обозначать болевые точки в государстве, нельзя сочиться патокой. Возможно, поэтому Путин никогда не реагирует на плакаты с лакейскими тезисами. Смотревшие пресс-конференцию, вероятно, их заметили: «Путин — президент мира», или «Путин — наш президент», или «Путин слышит и чувствует Россию». В этом плане крайне удивил старейший и опытнейший журналист, много лет проработавший в «Комсомольской правде». Зовут его Александр Гамов, и этот самый Гамов, когда ему традиционно предоставили слово, спросил у лидера: «Считаете ли вы себя исторической личностью?». Нам в университете на первом курсе внятно и подробно разъяснили, что глупые вопросы разрушают диалог. Путин, конечно, отшутился. Но дунувший в ухо коллега, посетовавший на падение профессиональной планки в медийном цехе, наверное, в чём-то прав.

Анна Суница из Павловского Посада — в центре внимания журналистовМне в мои почтенные годы уже нельзя городить на голове малиновые волосы. Да и орать, размахивать руками, вываливаться из кресла не к лицу. Но что-то сошлось в карте дня, вычерчиваемой небесной канцелярией. Мою табличку заметил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков и не прошёл мимо Крыма. Я задала вопрос о судьбе десятков тысяч российских детей, нуждающихся в лечении и реабилитации, которым государство отказывает в этом, и половина страны через смс-сообщения каждое утро сбрасывается небольшими пожертвованиями в общий котёл, чтобы дети всё-таки встали на ноги и социализировались.

После окончания пресс-конференции телефон раскалился от звонков — однокурсников, репортёров, друзей, общественников, каких-то личностей, называвших себя экспертами. Все интересовались одним: как долго меня дрессировали в администрации президента, как натаскивали на острую тему и кто цензурировал процесс. И как бы я ни била себя кулаком в грудь, доказывая, что прилетела в Москву самолётом, поселилась в оте­­ле, вечерком успела слетать в любимый «Современник» на спектакль «Три товарища» в постановке Галины Борисовны Волчек, а утром помчалась за аккредитацией на Ильинку, и никаких «натаскивателей» в глаза не видела, мне, кажется, не поверили. Хотя у меня есть свидетель — обозреватель «КИ» Алёша Васильев, которого я усадила в якобы «президентское кресло» и репетировала перед ним то, что в самом деле произошло через пару недель.

Новация не сработала

Очередь за аккредитацией и бейджем с голограммой, которую охрана считывает особым устройством, — отдельный разговор. Она движется медленно, и можно, оглянувшись по сторонам, присмотреть товарища, пообщаться, обсудить редакционные дела. Впереди меня стайка девушек, напоминающих пугливых газелей. Из Адыгеи и Ингушетии. Губки нафаршированы ботоксом, щёчки тоже, от чего и без того круглые лица превратились в луны, брежневские брови отдают соболиным блеском, дорогие норковые шубки шёлково и бережно укутывают хрупкие плечики. Брендовые сумочки от Майкла Корса довершают образ. Какой-то великан из хвостовой части кричит: «Девчонки, объясните, почему в самых нищих дотационных республиках самые упакованные журналистки?». Они вздрагивают от громового голосового раската, гневно смотрят на обидчика из-под искусственных ресничных опахал. В это время звучит клич администратора: «Журналисты, фамилии которых начинаются на буквы от Л до Я, перейдите в другую часть зала!». Горные лани срываются с места — только их и видели.

Седовласый симпатяга вваливается в холл, окидывает вьющуюся ленту жаждущих аккредитации. «Ну что, великого приехали послушать?» — его бас оказывается на редкость густым для столь субтильной фигуры. Моя соседушка шепчет: «Наверное, либерал. Они всегда всем недовольны».

Почти две тысячи медийщиков соревновались за возможность задать вопрос президенту

Мёртво стоим на месте, и я нервно тяну шейку вверх, чтобы понять, в чём причина. На улице меня ждут однокурсники, с которыми я увязалась в Третьяковку на выставку уникального художника Ивана Похитонова. Что вам о нём быстренько рассказать? Его дед родился в приличной дворянской семье. И надо же было такому случиться — влюбился в «гуляй поле», цыганку из степного табора. Родители встали на дыбы. Но парень оказался не из робкого десятка и настоял на своём. Так вот, эта цыганка родила ему 24 сына и ни одной девочки. Иван был нежной веточкой последыша, 24-го ребёнка. Он работал в уникальной манере: на деревянной доске швейными иголками писал пейзажи, натюрморты, жанровые сценки. Кардинально не примкнул ни к передвижникам, ни к придворному цеху мастеров, ни к модерну. Уехал во Францию, затем в Бельгию, где и умер в 1923 году. Репин о нём говорил: «Как он работает — чёрт его знает! Выходит же изумительно!». Перебежки по культовым местам — тоже часть Большой пресс-конференции Владимира Путина. Ну как можно приехать в Москву и проигнорировать музеи, театры, галереи, лектории, концертные залы?

Не выдерживаю, иду в «голову» очереди. Выясняется, движение задерживают… новые технологии. Прежде уже готовые бейджи лежали на столе. А теперь, чтобы не печатать их зря для подавших заявку, но не приехавших медийщиков, поставили специальное устройство, которое тут же распечатывает табличку с голограммой, потом ребята вставляют её в пластиковый квадратик, потом ищут фамилию в ведомости. Ищут не торопясь, с ленцой. На замечания реагируют раздражённо: «Вы стоите, а мы работаем, поэтому не мешайте и не отвлекайте». На что седовласый симпатяга философски замечает: «У москвича всегда так, он считает, что если пришёл на работу, уже осчастливил человечество, подавай ему сто тысяч рублей за это».

Скованные одной целью

Утром 19 декабря в Хаммеровский центр приезжают и в 5 утра. В разные годы я пробовала и в 5, и в 8, и в 10 — на удачу и возможность пообщаться с первым лицом это не влияет. Цель у всех одна — выстроиться у входных дверей в зал, и когда примерно в 11.15 охрана их откроет, прорваться как можно быстрее и занять места поближе к столу, за которым сидит президент. А в последние три года ажиотаж настолько велик, что просто проникнуть за желанную дверь — уже неплохо. Иначе нарвёшься на жёсткий диктат охраны: «Не стойте в проходах! Всем, кто не успел занять места, необходимо переместиться в пресс-центр, где вы всё увидите на широких телеэкранах». В прошлом году из-за этого горько плакала молоденькая журналистка из Якутии, и я её понимаю. Лететь через всю страну, чтобы посмотреть телевизор, — очень обидно.

Телевизионщики в привилегированном положении. Операторов приглашают установить камеры чуть раньше, и они занимают своим редакторам кресла поближе. А редакторы (в основном прекрасный пол, журналистика по всей стране превращается в женскую) фланируют по вестибюлю и с замиранием сердца взирают на великих — мощную фигуру Константина Эрнста в серо-зелёном плаще из тончайшей замши, юркого Сергея Брилёва, интеллигентного Андрея Кондрашова. Берут интервью, автографы. Мы из-за балюстрады второго этажа только бросаем на них мимолётный взгляд, потому что караулим очередь. И общаемся друг с другом.

Культурная программа — тоже часть Большой пресс-конференцииКоллега впереди меня разворачивает шёлковый платок. Мгновение — и вокруг нас начинается вихреобразное вращение. Платок павловопосадский, традиционный, лицо женщины незнакомо. Не могу понять оживления. Почему все телекамеры устремляются к нам? Выясняется, в центре платка — большой портрет Путина. Когда репортёры, как они говорят, «взяли картинку», настал черёд нас, газетчиков. Знакомимся. Анна Суница работает на телеканале «Радуга», живёт в Павловском Посаде. Спрашиваю, откуда такая креативная вещь. Отвечает, заказала на фабрике. Но цену не называет. Надеется подарить платок президенту. А кто же признается, сколько стоит подарок? Подготовленный вопрос об ухудшающейся экологии в Подмосковье Анна так и не задала, но её показали практически все федеральные телеканалы. Говорит, довольна и очень надеется, что повезёт в следующий раз.

Чувствую, как кто-то пребольно толкает меня в бок, теснит, давит. Поднимаю голову, чтобы защититься, а это Алексей Зимин из Читы. Мы с ним были вместе в Петербурге на мероприятии Газпрома. Традиционный обмен вопросами — «Как подписка, тираж, разбойничает ли «Почта России»?». Рядом коллеги из Зауралья заключают пари, что скажет президент по поводу «кубышки». Эта пресловутая кубышка (резервный фонд, в котором накопилось два триллиона рублей) стала центром кулуарных разговоров. Одни яростно защищают её неприкосновенность и говорят, что деньги надо хранить «на чёрный день». Другие утверждают, что у нас чёрные не день, а годы, давно пора её распечатать и повысить зарплату россиянам. К ним подключаются критики пенсионной реформы, обиженные на отсутствие индексации работающим пенсионерам. Гвалт стоит невообразимый. Сейчас уже известно, что о кубышке главу державы спросили, и он ответил, что самое простое — как сеятель разбрасывать деньги. Мы этого делать не будем.

Кто-то из сердобольной братии освобождает маленький коридор, чтобы по нему в центр протиснулся хрупкий мальчик, почти ребёнок, с табличкой, на которой написано: «Максим Лихо».

— Это что, газета так называется? — сурово насупливает брови Зауралье.

— Нет, это моя фамилия. Президент прочитает «Лихо», заинтересуется, что же это за лихо такое, и, может, мне дадут слово.

Дружный хохот поглощает ещё какие-то его сбивчивые пояснения. А когда он смолкает, в наши уши влетает гневная тирада любительницы странствий.

— Девочки, ну невозможно же никуда поехать. Как только слышат, что ты из России, — носы воротят от страны-агрессора. Мы со всеми переругались. Дружим только с третьим миром. Это что за дипломатия такая?

Каждый сам за себя

Когда мы прорываемся в зал, места возникшим симпатиям, корпоративности, взаимовыручке нет. Лица становятся сосредоточенными, почти хищными. Начинается работа, в которой каждый — сам за себя. Не знаю, верить ли в россказни, что в каких-то регионах журналистам, сумевшим задать президенту вопрос, повышают зарплату, выписывают премии и продвигают вверх по карьерной лестнице. Мне это представляется надуманным и мифологичным. Очень раздражают зал отдельные персоны, которые, дорвавшись до микрофона, чуть ли не 10 минут пересказывают лишние подробности о себе, любимом, либо забывают, о чём хотели спросить (от волнения это случается) и мычат что-то невнятное, пытаясь вспомнить заготовленный текст. После пресс-конференции братья-болгары признались, что хотели каким-то шаманским изделием постучать президента по спине и попросить 2 миллиарда рублей на строительство храма. Понятное дело, их чуть не побили, наорав, что они нам «Южный поток» изгадили и из Софии выставку, посвящённую 75-летию Победы, изгнали. А побираться всё равно приехали к Путину.

Отдельное слово хочу сказать в защиту Владимира Шахиджаняна. Это мой учитель. Да что там мой, в зале сидела добрая половина его учеников. Интернет-пространство буквально взорвалось его клеймлением и осуждением. Дескать, пришёл на пресс-конференцию продавать свою книгу «Соло на клавиатуре». Горько это осознавать. Наш учитель состарился, поэтому, возможно, сказал что-то лишнее. Но разве он не прав, когда выказывал тревогу по поводу роста онкологических заболеваний от курения? Кажется, нам всем надо заново учиться милосердию.

После пресс-конференции зашла на родной факультет, где сейчас преподают мои однокурсники. У кого-то нашёлся лишний билет в театр им. В. Маяковского. Быстренько выпили чаю, оделись, помчались на Большую Никитскую. В ложе бенуара (пусть вас не введёт в заблуждение пафосное название, места плохонькие и дешёвые) я увидела любительницу странствий — ту самую. И американец Нил Саймон, пьесу которого под названием «Банкет» давали в тот вечер, сгладил все острые углы, усмирил боли. И я мысленно поблагодарила Большую пресс-конференцию и за «культурные швы», которыми она нас соединила хотя бы на пару часов.

Ирина ИВАНЧЕНКО.
Симферополь—Москва—Симферополь

• < Назад
• Вперёд >