«Вместо имён там позывные, мне тоже дали — Доктор»

Подробности

Категория: Политика

Опубликовано 01.07.2022 10:41

Просмотров: 1983

Команда Анны Рубель по пути на Донбасс.Такого напряжения, как в этом году, наше здравоохранение не знало на протяжении многих десятилетий. «Сегодня можно с гордостью констатировать — справляемся, — говорит председатель Комитета ГС РК по здравоохранению, социальной политике и делам ветеранов Анна Рубель. — Конечно, за всем этим стоят конкретные люди, высокопрофессиональные и очень ответственные специалисты — врачи и медсёстры. Несмотря на риски и колоссальное напряжение, они подставляют своё плечо, даже когда задача усложняется во сто крат».

О том, как крымские медики спасали раненых бойцов и мирных жителей на Донбассе, мы уже писали. Но о пережитом и прочувствованном можно рассказывать ещё и ещё. Команда Анны Рубель (она и её коллеги-консультанты — Вячеслав Гальцов и Никита Сандалов) координировали работу по подготовке, организации и проведению этой поездки. Хотелось узнать, как всё происходило с позиции их участия и восприятия.

Первое, что услышала, войдя в кабинет: «Председатель срочно уехала. Вы уж извините — дела. Может, чем-то смогу помочь?».

И всё-таки решила не откладывать разговор, тем более Анна Дмитриевна сама порекомендовала мне пообщаться с Никитой. Он не только сопровождал группу на Донбасс, но и находился с ней с первого до последнего дня.

— Мы знакомы с 2015 года, а здесь, в комитете, приступили уже к основной работе, — начал Никита, когда я включила диктофон. — Быстро поняли, нужно быть готовыми ко всему. Буквально через полгода грянул ковид, боролись с ним, а когда немного утихло, объявили о специальной военной операции на Украине. Теперь, когда слышу звонок телефона, уже по привычке ощущаю тревогу. Звонить могут и в выходной, и ночью. Любая кризисная ситуация — действуем в команде. Если бы не отпустили на Донбасс, сам бы поехал. Как иначе, если ты людей туда отправляешь? Вместе с Анной Дмитриевной (она возглавляла делегацию, и отговаривать её тоже было бесполезно) втроём сели в машину. 28 человек — это 28 жизней, 28 судеб, 28 семей. Не дай Бог, с ними что-то бы случилось! Не простили бы себе. Разумеется, с каждым предварительно беседовали: «Понимаете, где придётся работать? Осознаёте риски?». Они всё понимали и сделали свой выбор. Но кто им его предложил? Мы чувствовали огромную ответственность. Сначала прибыли в Донецк. В принципе, место небезопасное. По дороге видишь поля в дыму, где-то выжженные недавно. ПВО сбивают ракеты. Нормально. Знали, куда едем. Министр здравоохранения ДНР встретил и объяснил, что и как. Людей разбили на группы. Мне предложили остаться в Донецке, чтобы координировать работу. Но я выбрал Докучаевск, где больше наших врачей. На тот момент это в десяти километрах от линии фронта — обстрел от «Градов» и «Ураганов» не прерывался. Обратился к Павлу Федуличеву: «Возьмёте меня в ассистенты или санитаром?».

Никита Сандалов в Мариуполе.— Что приходилось делать?

— Всё, где мог быть полезен, пусть даже с юридическим образованием — лишние руки там не помешают. В Докучаевске принимали раненых с прифронтовой зоны и пострадавших мирных граждан. Обычно это происходило так: идут обстрелы, летят «грады»…
А потом везут. Бывает одного-двух, а бывает — десятерых и больше. И все тяжёлые. Оторваны руки, ноги или кишечник наружу. Особенно страшно, когда страдают дети. Они даже не плачут. Там это в порядке вещей. Всё навалилось в первый же день. Помню, как принимали ребят из Запорожской области, порядка двадцати человек, военнослужащих ДНР. Я вообще-то спокойно переношу кровь. Но когда столько боли… Парнишка контуженный на кровати ворочался. Следил, чтобы не упал, пытался поговорить. А он ни слова в ответ, только смотрел на меня. Врач предупредил: «В голове осколок, не факт, что выживет». Перевязали и отправили в Донецк. Контракт-ник из Краснодарского края, чеченскую прошёл, а на Украине через две недели попал в госпиталь. Три осколка. Товарищей поубивало. Взрослый мужик плакал: «Такой войны ещё не видел, будто в аду побывал». Надо было как-то поддержать. И я пытался подобрать слова: «Теперь домой поедешь, всё закончилось». А у него глаза пустые. Молчит. И через паузу: «Не знаю… Наверное, ещё вернусь».

Ещё был случай. Поступили раненые корреспонденты и всё удивлялись: «Какая интересная штука — война. Бегаешь целыми днями под обстрелами — и ничего. А тут остановились кофе попить — накрыло». Уже через неделю понял: любые военные действия — прежде всего череда случайностей. Подобных историй рассказывали много.

— Слышала, что на войне каждый во что-то верит.

— Это правда. Раненые просили: «Дайте мне иконку!», «Найдите мой крестик!», «Не снимайте куртку — она счастливая!». У каждого было что-то своё. В итоге сам поверил: в Бога, силы небесные и нашу Российскую армию, её стратегию. Чтобы двигаться вперёд, иногда нужно сделать два шага назад и зайти с другой стороны. Когда ты там, хорошо это чувствуешь. Мне представился случай самому убедиться. Но об этом чуть позже.

— Знаю, ты был в Мариуполе.

— Наших врачей из посёлка Мангуша перебросили в Мариупольскую городскую больницу. Связался с ними — всё печально. Воды нет, руки моют с помощью приспособления из капельницы, душ из влажных салфеток, кормят один раз — супом. Двое спят на полу. По сути, люди остались в полевых условиях. А работают сутками в приёмнике. Мы с врачами, конечно же, скинулись, закупили продукты, и я поехал. Была договорённость с военными корреспондентами ТАСС, что довезут. И они это сделали. Когда увидел больницу, ужаснулся. Полуразрушенное здание, часть заминирована (туда не ходят). Вокруг воронки. Во дворе свежее кладбище. Мне объяснили: «Это могилы медиков, которые здесь работали». Наши врачи, конечно, молодцы! Они сразу просились туда, где погорячее. Так и получилось. Не теряя времени, организовали работу приёмного отделения. Даже местные удивились:
«Ничего себе, как всё придумали!». Пациенты в Мариуполе уже другие — в основном с гнойными ранами. Последствия долгого пребывания в подвалах и под завалами. Идёшь по коридору — палаты забиты, люди, как полутрупы — серые, истощённые. И запах гнилостный. Пришлось тоже включиться в работу — поднимать пациентов на пятый этаж. Электричества нет. Добирались сначала на седьмой, потом спускались на пятый. Там что-то было перекрыто.

С Павлом Федуличевым и ранеными корреспондентами ТАСС.— А ещё предстояла дорога назад?

— Конечно. Чёрный город, люди перепуганные, ничего не понимают. Даже время не у кого спросить. У меня с собой пакеты с лекарствами для анестезии. Наши доктора поделились. Подхожу к регулировщику: «Друг, какой здесь транспорт ходит?». Стал объяснять. Вроде, он что-то понял. Остановил машину, на которой добрался хотя бы до центра гуманитарной помощи. Там свои сложности. Военные (народная дружина Донбасса — так себя называли) грузили какие-то коробки. И тут ещё я. Надо понимать, находился в таком месте, где людям не верят. Нельзя верить! Снова пришлось рассказывать, откуда еду и куда. Покивали, ничего не сказали. Оставалось только ждать. И вдруг: «Будешь с нами обедать?». А у меня больничный запах стоял в горле. Но как отказаться — мало ли? Ответил: «Да, конечно». Вкус той тушёнки до сих пор помню… Кое-как съел немного. «Да что так мало? На ещё!». Потом ещё и ещё… Встал, ушёл в сторону, чтобы больше не предлагали. Запил водой… Наконец, сели в машину, впереди джип, сзади уазик и ещё один джип. По дороге шутили, меня шпионом называли. Смеялся, а сам думал, куда везут. Сказал им: «Называйте, как хотите. Моя жизнь в ваших руках, ребята». На повороте стали ждать какого-то «надёжного парня Изетыча» (вместо имён у них там позывные. Мне тоже дали — Доктор). Он уже должен был довести до места. Вышли, стоим. И вдруг такая картина: два БТРа, пять автобусов с военнопленными боевиками с «Азовстали», сзади тоже два БТРа. И сверху вертолёты. Летят низко-низко прямо к нам. Такие две чёрные акулы. Все замерли, слышу, тихо переговариваются: «Похоже, нас здесь положат, ребята. Подумают, провокацию готовим». «К оружию не прикасаться! У нас миротворческие повязки. Не тронут». Помню, в этот момент посмотрел на часы. Была половина шестого. Знаете, о чём подумал? Почему я сейчас не в Госсовете, не работаю с обращениями граждан? Никогда бы такую ситуацию себе не представил.

— Боюсь спросить, что было дальше?

— Вертолёты улетели, колонна свернула, подъехал Изетыч. Ребята со мной тепло попрощались. Там люди быстро сближаются. Но «квест» на этом не закончился. Не знаю, как так получилось (все дороги разбиты), но по закону подлости мы снова въехали в ту же колонну. И тут началось самое интересное. «По любому сейчас начнут обстреливать, — оценил ситуацию Изетыч. — Чтобы пленные не давали показаний (это же «языки»), за ними охотятся и нас снесут. Хватайся за ручку двери и держи. Как только дам команду, прыгай!». А куда прыгать? Вокруг мины! Но, похоже, ответ на все вопросы там только один: как повезёт. Вот тогда было действительно страшно — прежде всего потому, что подведу команду, сорву работу, которая была задумана. Получается, не справился! Ощущения, когда твоя жизнь в эту минуту может закончиться, описать невозможно. Единственное, помню — впереди заметил крест. Снял кепку, перекрестился и снова ухватился за ручку.

В перерыве между операциями с Михаилом Сахаровым.— Если ты здесь, значит, всё-таки бывают чудеса?

— Видимо, да. В тот момент в небе появились три истребителя Су-25. За ними ещё два. Мы ничего не поняли. Там не различаешь, где своё, где чужое. Всё гремит, гудит. Они полетели в сторону врага. А потом послышались взрывы: бах, бах, бах… Это наши прикрыли колонну. Помните, я сказал, надо верить в Бога и в Российскую армию. Всё было продумано. Потом уже спросил Изетыча, часто ли ему приходилось так прыгать? «Наверное, больше прыгал, чем не прыгал», — усмехнулся он. Довёз, обнял: «Будут проблемы, звони». Сам — крымский татарин. Родители — в соседнем селе, которое было частью Украины. Смогли встретиться только сейчас, через восемь лет. Бабушка и дедушка живут в Крыму. Работает учителем физкультуры, возглавляет ополчение.

— Не зря сегодня всюду звучит слоган «Своих не бросаем».

— Я, наверное, до конца не понимал его, пока на Донбассе не оказался. Там острее всё чувствуешь. На каком-то внутреннем уровне. Эти ребята, каждый из них, могли мне не поверить. Но они постарались помочь. Хотел отблагодарить — отказались: «Ни в коем случае! Вы такое дело делаете, приехали наших людей спасать. Будет что-то нужно, обращайтесь!». Так что адреналина у меня было много. Больше всего боялся реакции Анны Дмитриевны. Она очень переживала за нас. А я уехал самовольно. Потом уже написал в Telegram, что проведал, отвёз продукты, доставил лекарства. Сразу отзвонилась: «Я горжусь, что мы работаем вместе!». Очень важные для меня слова.

— Говорят, самая лучшая награда — это пройденный путь.

— И осознание того, что есть другая жизнь. Не исключаю для себя, что снова поеду на Донбасс. Я учился на следователя. Знаю эту работу. Видел, сколько преступлений там совершено. Думаю, буду полезен. Мне теперь уже легче рассказывать и вспоминать. Поначалу никак не мог перестроиться вот к этому всему (Никита показал на окно). Голубое небо, зелёные деревья, люди улыбаются, смеются, музыка где-то слышна… А там быстро привыкаешь к боли, слезам, запаху смерти. На второй неделе уже нормально воспринимаешь. Ну умер человек и умер. Все люди умирают. Про наших медиков вообще надо книгу написать. Никогда не думал, что хирургическая операция может быть такой красивой. Я же всё видел. Ювелиры! А врачи только посмеивались: «Мы ещё и не так умеем». Им было тяжело и морально, и физически. Старался подбадривать. У Павла Николаевича Федуличева, нашего ортопеда-травматолога, как раз на поездку выпал день рождения. Пошёл искать имениннику подарок, хоть какую-то безделушку. Медикам запрещал выходить, чтобы не накрыло. Но везде только продукты. Собрал в коробку по кусочкам пирожные, где что было, — получился сборный торт. А ещё каждый из нас подписал открытку. Думаю, это намного ценнее любого подарка.

— Никита, ты изменился за время поездки?

— Сначала думал, нет. Сейчас понимаю, что-то во мне действительно изменилось. Осознал: надо ценить то, что есть, и помогать ближнему своему. Поэтому хочу быть там, где больше нужен. Тут всё сложно, запутанно. А на Донбассе просто и понятно. Или, может, я ещё не привык… В любом случае очень благодарен Анне Дмитриевне. Председатель Госдумы РФ Вячеслав Володин как-то сказал: не бывает политика молодого или старого. Есть опытный и не опытный, ответственный либо нет. Хочу отметить, наш председатель сама горит делом и умеет зажечь других, не боится брать на себя ответственность. Это проявляется во всём. Она для нас — наставник и друг. Любой успех комитета — наша слаженная командная работа.

Подготовила Елена ЗОРИНА.

• < Назад
• Вперёд >